– Ты потеряла их такой маленькой.
– Слишком маленькой!
Внутри у Мэй все клокотало. Она хотела, чтобы Мартин понял ее. Трагедия, произошедшая с ее родителями на этом повороте, изменила ее, в ней появилось то, чего она не могла постичь. И от чего не могла избавиться. Он попытался обнять ее, но она отстранилась.
– Все выглядит очень просто, – сказала она. – Я сильная, как ты сказал. Я забочусь о дочери каждую минуту, каждый день. Я управляю семейным делом, я помогаю другим женщинам устроить свадьбы, о которых они мечтали…
– Да.
– Но я… – Она опустила голову.
Она могла почти различить то темное пятно… кровь или масло – она никогда не была уверена, – которое оставалось на этом месте много месяцев после несчастного случая. Как же она молилась, чтобы снег и дождь пощадили его, никогда не смывали.
– Что, Мэй?
– Я потеряла здесь частицу себя, – сказала она ему.
– Это понятно, почему ты думаешь именно так. Ты была маленькой девочкой из дружной и любящей семьи. Потерять мать и отца… конечно, ты чувствуешь, как будто ты потеряла часть самой себя.
Мэй покачала головой:
– Нет, Мартин. Это не так. Точнее не совсем так…
Он ждал, пока она поднимет на него глаза.
Но она видела не его, а отца. Его лицо осталось навсегда красивым, с очерченными скулами и прямым носом, смеющимися карими глазами.
Путешествуя пешком вдоль реки Коннектикут к замку Селдена, он нес свою кроху-дочь в рюкзаке. Он учил ее плавать, изучать небо и предугадывать погоду. Хотя она любила находиться на ферме с матерью и бабушкой, пикники с ее отцом были особенные.
Тобин тоже его любила, и она была с Мэй в тот последний день. Две двенадцатилетние девчушки собирались ехать в магазин с родителями Мэй за сладостями. В последний момент отец Мэй сказал им, что они не смогут поехать вместе.
Мэй глубоко вздохнула:
– Когда мой отец погиб, я была рассержена на него. Из-за какой-то глупости мы повздорили, как это бывает между родителями и детьми почти каждый день, и он не позволил мне ехать с ними в магазин.
– Он спас вам жизнь.
– Я знаю это теперь, – сказала она. – Но когда он вышел из двери в тот день, я буквально ненавидела его. Действительно, Мартин. Я была настолько безумна. В тупом двенадцатилетнем гневе. Он сказал на прощание: «Я люблю тебя, детка», – а я даже не повернулась к нему. Он хотел поцеловать меня, а я не далась.
– Ты тогда не думала о плохом.
– Нет, – согласилась она. – Я знаю, что в глубине души он простил меня.
Мартин не отвечал. Думал ли он, какая же она дурочка, что носила все это в себе все эти годы? Мэй чувствовала себя смущенной, как будто она не была уверена, что имело смысл привозить его сюда. Зачем она рассказала ему все это? Оставалось только попытаться объяснить.
– Это – все для меня, – сказала она.
– Что? – переспросил он, когда автомобиль, буксирующий трейлер с лодкой, просвистел мимо.
– Иногда я думаю, что я потеряла способность общаться.
– Ты? – переспросил он недоверчиво.
– Да. Как будто я потеряла эту способность в тот день… здесь, вместе с ними.
– Мэй, – сказал он серьезно, притянув ее к себе, – я думаю, что ты умеешь контактировать с людьми лучше, чем любой, с кем я когда-либо встречался.
– Я соединяю других людей, помогаю им совершить обряд бракосочетания. – Слезы хлынули, когда она прижала голову к его груди. – Но иногда я думаю, что больше всего я знаю в этой жизни об упущенных возможностях.
Она думала об отцовской спине, когда он вышел из дома. Она думала о мужчине, которого она выбрала, о разочарованиях, которые она принесла себе и Кайли. Хотя Мартин сказал, что она была сильной, глубоко в душе Мэй ощущала только страх. Чувствовала себя напуганной и пустой, как будто вся ее храбрость просочилась сквозь эту маленькую заплатку на дороге, двадцать четыре года назад. Молча они вернулись назад к своим велосипедам. Каменные стены бросали длинные тени на дорогу, и они ехали вдоль нее даже с большими предосторожностями, чем прежде. Мэй двинулась первой, но, как только они достиг ли прямого участка, Мартин догнал ее и ехал подле нее, пока это позволяла ширина тропинки.
Они проезжали поля, за которыми они видели реку, текущую мимо, ясный свет проникал сквозь ветви высоких деревьев. У Мэй горло сжималось от красоты и эмоций этого дня. Когда они добрались до «Брайдалбарн», они оставили грунтовую дорогу и сократили путь, проезжая прямо за садами.
Спешившись, Мэй начала показывать Мартину, куда поставить его велосипед, но он остановил ее. Поскольку он обнял ее, она позволила велосипеду грохнуться на землю.
– Ты думаешь об упущенных возможностях, – сказал он.
Она молчала в ожидании.
– Что ж, я не готов позволить тебе упустить этот шанс. – Мартин прижал ее крепче.
– Какой? – Она отстранилась, чтобы видеть его глаза.
Она увидела, что он роется в своем кармане. Он достал коробку и вытащил из нее кольцо, прежде чем она сумела бы ему возразить. Они стояли в том же самом месте, что и тогда, неделю назад.
– Попробуем снова, Мэй, ты выйдешь за меня замуж?
Мэй перевела взгляд с кольца на синие глаза Мартина.
Его нос и щеки были в дорожной пыли, а на рубашке осталась трава, прицепившаяся еще с пикника. На сей раз она не колебалась.
– Да, – сказала она.
Мартин обнял ее снова. Его взгляд был переполнен чувствами, и как-то сразу Мэй осознала, что никогда ничего сильнее не хотела в жизни. Она поднялась на цыпочки и крепко поцеловала его. Страстное желание пробежало по всему телу и заставило закружиться голову.
– Я сделаю тебя счастливой, – сказал он, когда они прекратили целоваться.
– Мне в это верится. И я сделаю то же для тебя.
– Мы заживем замечательной жизнью, – пообещал Мартин. – Здесь, в Бостоне, в Канаде. Кайли полюбит Лак-Верт. Только подожди, вы с ней обязательно должны увидеть эту красоту.
– Я не могу ждать.
– Мы никогда не оставим Блэк-Холл, – сказал он. – Мы будем жить всюду.
– Можно и так поступить, – улыбнулась Мэй.
– Как поступить? – спросила тетя Энид, и они поняли, что их слышат.
– Ох, ничего себе. – Тобин стояла в открытом дверном проеме желтого сарая.
Тетя Энид замешкалась позади нее.
– Вы, должно быть, Тобин, – уточнил Мартин.
– А вы, должно быть, Мартин.
– Тетя Энид, – представила Мэй. – Это – Мартин Картье.