– Но зато весь остальной Мыс знал, – ответил Зеб. – Твой отец, Винни…
– Мати, – добавила Румер.
– Я начинаю переживать, – у Зеба гневно сверкнули глаза. – По поводу того, что нам принесет явление Элизабет.
– Хотела бы я сказать, что волноваться не о чем, – мягко сказала Румер. – Но, к сожалению, это не так. Все невероятно запуталось. Она моя сестра, и я пытаюсь любить ее. Я хочу, чтобы отношения между нами наладились и мы стали такими же, как Марни с ее сестрами, как в свое время Дана с Лили, а теперь Куин с Элли. Чтобы мы стали теми сестрами, которых хотела видеть в нас мать. Всю свою жизнь я мечтала об этом. И так было в детстве… но, увы, не потом. И не сейчас.
– Не позволяй Элизабет изменить то, что есть у нас. Оно наше, Румер. Только наше – не позволяй ей все разрушить.
Румер откинула голову и посмотрела Зебу в глаза. Они были ясно-голубыми, в точности такими, какими она помнила их целых двадцать лет.
– Но и ты тоже не должен позволять ей, любимый!
Несясь сломя голову по тропинке от пляжа, Майкл слышал впереди себя топот ног Куин. Свернув за холм, он оказался посреди лесной чащи, в которой раньше стояла охотничья избушка Фиш-Хилл. Здесь дорожка сузилась, стала темнее из-за кустов и густых зарослей с обеих сторон. Она вела его мимо поворота к Индейской Могиле, прямо туда, где заканчивался лес и начинался Литтл-Бич.
Майкл понял, куда бежала Куин; пару недель назад она показывала ему то место, где еще давным-давно, в то лето, когда погибли ее родители, закопала здесь свой дневник. Он чуть сбавил шаг и огляделся.
– Куин? – позвал он, обходя большой валун. Краска почти истерлась, но очертания огромных челюстей акулы по-прежнему виднелись на каменной глади.
Он услышал ее плач и пошел на этот звук. Куин лежала на боку в сухом песке чуть выше линии прилива – границу моря отмечали ракушки, зеленые водоросли и выброшенные на берег куски деревяшек. Майкл опустился рядом с ней на колени и посмотрел ей в глаза.
– Куин?
Не в силах вымолвить ни слова, она закрыла лицо ладонями. Майкл поднял ее себе на колени, словно дитя. Она плакала горючими слезами. Майклу тоже хотелось расплакаться; встреча с матерью довольно странно повлияла на него. Хотя поначалу он очень злился на нее за то, что она затеяла разговор об Аманде, теперь душа его переполнилась печалью, жалостью к матери и чувством одиночества. Пытаясь как-то разобраться со своими чувствами, он крепко обнимал Куин и раскачивался взад-вперед.
– Извини, что я так повела себя перед твоей мамой, – прошептала она чуть погодя, когда ее голосу вернулась капелька уверенности.
– Не стоит, – сказал Майкл. – Ей самой нужно просить прощения.
– По всему видно, что она ненавидит меня.
– Вовсе нет, но в любом случае это не имеет никакого значения.
– Мне не нравится, когда меня ненавидят, – призналась Куин. – Многие люди относятся ко мне точно так же… это потому, что я совсем не похожа на них. Твоя мама просто хочет защитить тебя…
Убаюкивая ее, Майкл молча слушал, как ее голос смешивался с плеском волн.
– Когда ты только приехал, – хлюпала носом Куин, – я думала, что ты не обратишь на меня внимания. Здесь полным-полно красивых девчонок – они носят бикини и разные модные штучки, а не балахоны и старые отцовские шорты. Они красят лаком ногти, а не рисуют им цифры на буйках для ловли лобстеров. Они носят ювелирные украшения вместо рыбьей чешуи и веревочных браслетов. Должно быть, они совсем как твоя Аманда…
– Ну, Аманда точно не пылает особой страстью к чешуе, – усмехнулся он. – И она вовсе не моя.
– Я знаю о своих странностях, – прошептала она. – И ничего не могу с ними поделать. По-моему, я уже как-то говорила тебе…
– Ты сказала, что тебя словно подменили.
– Да. Я впечатлительная девушка, со странностями, которые стали проявляться еще сильнее после смерти моих родителей. Я смотрю, как Элли – такая милая и нормальная – переживает из-за того, что у нее нет блеска для губ и подходящего цвета носков, и у меня сразу же кружится голова.
– Может быть, она такая в противоположность тебе, – сказал Майкл.
Не поднимая головы с его колен, Куин покосилась на него одним глазом.
– Потому что того, что ты чувствуешь, с избытком хватает вам обеим, – прошептал он.
– Я много чего чувствую. Когда это произошло в первый раз, я сидела прямо вот тут – на этом самом месте – и ждала появления русалки. Я думала, что она моя мама… и верю в это по сей день. Я оставляла ей белые цветы и слышала, как она пела, успокаивая мое разбитое сердце.
– У тебя было разбито сердце? – вздрогнув всем телом, спросил Майкл.
– Да. Было. Оно и сейчас осталось таким.
Они сидели не шелохнувшись и обнимая друг друга, а волны прилива подбирались к ним все ближе и ближе, лаская их голые пятки.
– Разбитые сердца никогда полностью не срастаются, – прошептала Куин. – Их нельзя исцелить – и не верь тому, кто скажет иначе. Но я считаю, что если тебе повезет, ты обретешь в жизни то, что поможет тебе жить дальше даже с раненым сердцем.
– И что, например?
– Например, Мыс Хаббарда… людей, лилии, скалы и розы, кроликов, лобстеров, Румер, Винни… тебя.
– Меня, – задыхаясь, прошептал Майкл.
– Ты приехал этим летом и полюбил меня, – сказала Куин. – Но я не могла в это поверить. Я решила, что тут какая-то ошибка. И что скоро меня ждет послание от Бога: «Извиняй, ошибочка вышла».
– Ты не получишь такого послания.
– Мне попросту не верилось, – сказала она, дрожа у него на коленях. Потом, протянув руку, она нежно провела пальцами по его щеке. – Почему тебе понравилась я, а не кто-то вроде Аманды?
Он рассмеялся.
– Ты даже не знаешь Аманду…
– Нет, знаю, – заупрямилась Куин. – Наверняка она такая же, как и первые девчонки в нашей школе. Эштон, Меган или Изабелла. Которые выглядят как модели, никогда не едят булочек, чтоб не растолстеть, получают лучшие отметки и каждую субботу ходят по магазинам вместе со своими матерями…
– Я могу и ошибаться, – сказал Майкл, – но, по-моему, ты слишком уж все обобщаешь. Возможно, у них нет и половины твоего счастья.
– Почему ты так решил?
– Потому что ты знаешь, какая ты настоящая. Ты не выделываешься, не ходишь, как по подиуму, не заигрываешь со взрослыми мужиками, у которых есть «бентли»… Тебе всё это просто по барабану. Ты умная, ты умеешь чувствовать, ты живая, а не кукла, выставленная на продажу…
– И что в этом такого хорошего? – лукаво спросила Куин.
– Всё.