Каждый раз, когда вслед за вопросом следовало молчание, дама с погонами смотрела в камеру с выражением лица, на котором явно читалось: «Что и требовалось доказать!» или «Вот видите, каких детей подбрасывают, а мы разбирайся!»

Выражение же лица ребенка менялось от вопроса к вопросу. Сначала на нем можно было увидеть упрямое ожесточение: ясно становилось, что спрашивали ее обо всем этом тысячу раз и никакого результата не последовало. Но в какой-то момент упрямство сменилось отчаянием, и девочка вдруг, совсем не по теме заданного вопроса, произнесла:

– Ляля Таша ах маня.

И внимательно глянула на тетку. Будто ожидая что-то от нее. Как человек, уставший втолковывать, но предпринявший последнюю попытку.

– Вот и все, что можем добиться! Девочка повторяет именно это. По всей видимости, ее действительно зовут Таня, а Ляля – детское прозвище. Других версий на сегодняшний день у нас не имеется, – подытожила важная женщина.

Потом стали показывать отдельными планами, в чем ребенок одет, обут, задержались на крестике, само собой.

И тут Надю осенило:

– Девчонки! Она же им ясно толкует: «Ах маня!» Это значит «Рахманова»! Поняли, нет?

Вернулись назад. Еще и еще раз. Расслышали даже некие микроскопические призвуки. Ребенок произносил не просто «ах маня», но в конце слышалось некое затухающее «а» – «ах маня а». Что и составляло всю ее фамилию, за исключением всего двух звуков. Но поди догадайся, если понятия не имеешь, о чем идет речь. Весь акцент падал на «маню». Вполне можно было предположить, что она о какой-то Мане тоскует. То ли о сестричке, то ли о подружке, то ли о кукле.

– А что же тогда «Таша»? – задумалась Ирка.

– Таша – это имя! – убежденно сказала Надя.

– Может, все-таки Таня? – глянула Ира на девочку. – Бывает же, что дочек называют маминым именем.

– Нет, не Таня, – качнула головой Ляля.

– Таша, Таша, Таша… – забормотала Надя. – Может быть, Тася, Таисия? Или Тася – Анастасия? А если Даша? Ну-ка, давайте еще раз прокрутим…

На этот раз показалось, что вполне могла быть и Даша: девочка произносила слова на вдохе, скорее даже, на всхлипе, вполне возможно, первый звук имени оглушился.

– Так – Даша? Может такое быть, как тебе кажется? – спросила Ира девочку.

– Я не помню сейчас. Все это время помнила, что Ляля. Ляля – точно.

– Ничего, скоро узнаем наверняка. Всего ничего и осталось.

– Я помню, что специально говорила, как совсем маленькая, сюсюкала, шепелявила, притворялась. Мне хотелось, чтоб меня пожалели. Чтоб не так строго разговаривали. Я никогда не видела столько чужих сразу. Я долго потом притворялась, хотя внутри себя рассуждала как взрослая.

Надя пережила подобные состояния, знала, как это бывает, и потому верила каждому слову девочки. Усталость навалилась вдруг невероятная. Глаза начали слипаться, все поплыло.

– Ир! – прошептала она из последних сил. – Позвони Андрею, я засыпаю, позвони, расскажи ему все про фамилию. Пусть ищет Рахманова, пусть теперь он думает, как быть.

И провалилась в сон. Не слышала ни слова из того, что повествует Андрею Ириша, ни детского сонного сопения у себя под ухом – Лялю тоже сморило, – ни то, как Ирка, прошептав: «Спите? Ну, и я с вами», улеглась рядышком.

Наде вовсю снились сны, обрушившиеся на нее, как новогодний серпантин. Она плыла в их круговерти и, глядя по сторонам, отмечала фрагменты: ведро, откатившееся от нее, после того как его задача по обезвреживанию противника была решена, Тихон, поскуливающий в ответ на слезы хозяйки, брызги воды, Антон Рахманов – лысый энергичный парень, излучающий силу и благополучие, детский голосок, повторяющий: «Мне нужен новый крестик! Меня спасет новый крестик! Купите крестик!» С этими словами Надя и погрузилась в теплые недра беспамятства.

Ожидание

Муж вернулся

– Не будите, ни в коем случае не надо будить, пусть спят, – сказал кто-то тихим-тихим шепотом, и Надя открыла глаза.

Так всегда бывает: от грохота не просыпаешься, а тихие звуки заставляют немедленно и окончательно пробудиться. Это, наверное, атавизм – в каждом человеке глубоко запрятан древний инстинкт охотника и добычи одновременно. Тот, кто грохочет, – грохочет сам по себе, не по отношению к тебе; тот, кто крадется, производя еле уловимые звуки, заставляет настороженно прислушаться и быть начеку.

– Проснулась! – огорчился Андрей, глядя на нее с ласковой улыбкой.

Она протянула к нему руки. Он наклонился и поцеловал ее. Потом глазами показал на кровать. Ира и Ляля спали самозабвенно, прильнув друг к другу головами. Надя даже немножко заревновала: уж очень от души они сопели, уютно было с ними.

Однако вставать было просто необходимо. Уже очутившись за дверью спальни, она спросила:

– Который час?

– Три, – шепнул Андрей.

– Кто-нибудь что-нибудь ел?

– По-моему, все ели хворост и запивали, кто чем хочет.

– А ты?

– Я еще нет. Наталья Михайловна предложила вас разбудить. Я говорю – не надо, а ты все-таки открыла глаза…

Они еще разок поцеловались.

– Лежали спали – просто детский сад! – засмеялся Андрей.

– Всю ночь что-то происходило.

Надя принялась рассказывать события бесконечной прошлой ночи.

– Ну, как тебе версия? Что ты думаешь насчет Рахманова? Куда он вообще подевался? То мелькал всюду, а то – не слышно, не видно. Вроде ничем не проштрафился, иначе имя как раз моталось бы на слуху. А так – просто канул в небытие, и все. Мы долго голову ломали, кто бы это мог быть такой знакомый. Потом Ирке приснилось. Она тебе рассказала?

– Похвасталась уже, конечно. Вы молодцы еще те! Наталью взбудоражили. Она чуть ли не прилететь собралась.

– Ну, Андрюш! Ну, покой будет или нет?

– Да ты не пугайся, отговорил я ее. Разберемся и сами.

– Скорее рассказывай, что-нибудь узнал про Рахманова? – потребовала Надя.

– Да мне не надо было узнавать. Я все и так знал. Партнеры мы с ним. И если б вы не догадались сами, я бы сегодня его все равно по Лялиному рисунку признал.

– Видел уже?

– Видел. Очень похож, только настоящий Рахманов гораздо старше и солидней. Мрачный мужик. У него в самом конце девяностых беда приключилась: ребенка убили. Он запретил широко оповещать, уверенный, что конкуренты отомстили. Но я тебе, кстати, тогда говорил. Ты забыла – дело давнее. Ну и уехал за границу. Не мог здесь оставаться. И жена болеет все время. Там врачи. Сюда временами прилетает. Сейчас в курсе дел быть несложно. И на расстоянии вполне можно.

Да, скорее всего, так и произошло. Рассказал ей тогда Андрей про очередной ужас, который из-за своей повседневности (каждый день происходило такое, что раньше годами бы обсуждалось) тут же забылся Надей. Но получается, что ребенок, если этот ребенок – Ляля, вовсе и не был убит?