– Как бы я хотела тоже быть вашей сестрой, девочки! – не раз восклицала Ириска.
Сестры очень тепло к ней относились, и правда почти по-сестрински.
И вот однажды вечером сидели они втроем в саду и пили чай. Естественно, заговорили о детях. Кто как устроился, а кто еще не при деле и как это страшно, и чем помочь. Нормальный разговор матерей. Ириска беспокоилась, что младший ее сынок, семнадцатилетний Джон, ничего не хочет, учится еле-еле и даже покуривает траву временами. Что с ним будет дальше, просто страшно подумать: перспектив не видно. Тут Саша вспомнила, что совсем недавно видела в Москве по телику передачу про немецких трудных подростков. Как их по договоренности привозят куда-то в Сибирь, в деревню, где нет ни удобств, ни дорог, ни, кажется, электричества, но зато – нет и наркотиков, и других благ цивилизации. А есть – природа, суровая погода, домашние животные, как то: коровы, козы, собаки, а также в большом количестве работа, которой невпроворот. По ТВ ребята выглядели вполне сытыми, здоровыми и даже не особо угрюмыми. Как-то даже криво улыбались на камеру. Перевоспитывались, видно, вовсю. Естественно, Саша поделилась свежей информацией с Ириской. Просто в шутку. Принялась, опять же в шутку, перечислять грозящие ее сыну блага: поймет, что такое хорошо, испытает себя, перестанет скучать и вдобавок выучит русский язык.
Ириска задумалась, а потом согласилась, что почему бы и нет. Только Сибирь – это, может, еще рановато, это успеем. А вот что, если отправить его в Москву, русский язык в университете изучать?
Вольному воля. Саша даже предложила остановиться у нее в квартире на первое время.
Ириска размышляла всерьез.
– Конечно, первое время без языка ему будет трудно. Одному плохо. Кроме тебя – никого. Хотя… У меня есть один знакомый в Москве. Лингвист. Может, ты слышала? Виктор Немчинкин…
Саша не поверила своим ушам. Вот уж мистика так мистика! Это же надо было незнамо где встретиться с американской журналисткой, которая и знает-то всего одного русского, да и тот – Немчинкин! Как это понимать? И зачем сейчас всплыло это забытое имя?
Ириска по Сашиному виду поняла, что случилось нечто невероятное.
– Неужели ты его знаешь? – воскликнула она.
Переживание было сильным, потому что случилось нечаянно-негаданно. Если бы не внезапность, Саша не сказали бы ни слова: к чему? Что было, то быльем поросло. Но сдержаться не получилось. Она коротко изложила историю своего давнего знакомства с Немчинкиным. Говорить приходилось по-английски ради Ириски. От волнения Саша с трудом подбирала слова.
– Так это был твой жених? – воскликнула Айрис. – И он так поступил? У нас такой человек потерял бы свою репутацию навсегда. Это же подлость! Преступление!
– А по-моему, это счастье для Сашеньки, что она не вышла за такого плохого человека, не родила ему детей, – взволнованно заметила Эмилия.
– Детей! Детей! – воскликнула вдруг Ириска. – Я вам сейчас расскажу… Вот было преступление – да? А я знаю – наказание! Crime and punishment! Как у вашего Достоевского!
И поведала им вестница судьбы о своем знакомстве с Немчинкиным.
Была она в Будапеште на какой-то гуманитарной конференции, там он к ней и подгреб. Общался, общался и общался. В конце концов Айрис даже подумала, что такое плотное внимание к ее персоне происходит неспроста, может быть, «таварисч» приставлен к ней от КГБ, или как там сейчас, по-новому. Но выведывать у нее все равно нечего, тайн ей никаких не доверили, поэтому она с интересом коммуницировала с коллегой. Кстати, он был на конференции с женой, тоже очень остроглазой особой. Так вот. Сидели они как-то довольно большой компанией за ужином и, естественно, говорили каждый о своем, личном. А именно, не смейтесь: о детях. Айрис с упоением делилась страданиями по поводу ленивого сына и дочери, у которой лишний вес, отчего она загружена комплексами по самую макушку. Немчинкин сидел один, без жены, и молчал. Ириска застеснялась, что не дает ему слова вставить, и спросила о его детях. После небольшой, ну, просто минимальной, паузы, которую можно было бы и не заметить, если бы не журналистская наблюдательность Айрис, Виктор сказал, что у него сын.
– Сколько ему лет? – проявила американка живой интерес.
– Двадцать.
– А что он делает?
– Учится в университете.
– А почему вы не взяли его с собой? Лето, каникулы…
– Он остался с бабушкой, она одна, – последовал скупой ответ обычно более чем разговорчивого участника конференции.
Перед сном Айрис почему-то вспомнила их беседу, и она ей очень не понравилась. Немчинкин явно не хотел говорить о сыне. А когда мы не хотим говорить о детях? Понятно когда! Когда у деток серьезные проблемы. Ириска рассуждала просто как Шерлок Холмс, применяя дедукцию. Родители как устроены? Если есть хоть малейший шанс, ну, микроскопический, чем-то похвастаться в плане своего бэби, ни один родитель его не упустит. Обязательно просвищет соловьем. И даже мелкая неприятность, причиненная любимым потомком, тоже может стать темой хвастовства. Молчат же о своих детях те, у которых все совсем плохо. Первое, о чем подумала опытная жительница Нью-Йорка, были, разумеется, наркотики. Наверняка сын Виктора увлекся наркотиками! Но она знала, что может помочь! Просто уверена была, что поможет! Потому что у нее в друзьях состоял знаменитый врач, вернувший к жизни кучу людей. Она даже о нем писала. Ириска решила, что пригласит несчастных к себе, в свою квартиру на Манхэттене, пусть ребенок полечится. Все в жизни поправимо, пока мы живы. Позитивный настрой взрастившей ее страны унывать не позволял.
Утром Ириске хотелось поскорей осчастливить Немчинкина, но первой встретился ей не он, а его супруга. Не важно! Пусть будет осчастливлен не отец, а мать! Так даже лучше, матери страдают еще больше, она знает по себе.
– Мы вчера беседовали с вашим мужем, – начала Айрис, поздоровавшись. – Он сказал, что у вас в Москве двадцатилетний сын. И – знаете – если у сына какие-то там проблемы… Ну, например, с наркотиками… Я могу помочь! У меня есть гениальный врач. Творит чудеса.
Пока добросердечная американка все это произносила, жена Немчинкина очень сильно менялась в лице.
– Он сказал, что у нас сын? – переспросила она и тут же расплакалась.
У Айрис просто сердце разрывалось на ее слезы смотреть. И еще она не могла понять, отчего ее бескорыстное предложение помощи вызвало такую странную реакцию.
– У нас был сын, – продолжала меж тем супруга Виктора, кое-как справившаяся с собой. – Был сын… да… Но он умер, когда ему исполнилось четыре года. От врачебной ошибки.
Вот ужас-то какой было все это слушать Ириске! Просто ужас!
Но только теперь она поняла, почему такая беда произошла у Немчинкина. Такое бывает с теми, кто причиняет другим намеренное зло. Ей об этом еще с детства говорили.
Надо сказать, что и Саша с Эмилией были в ужасе, в каком-то даже столбняке.