Оставался предпоследний день. Последний и предпоследний дни были самые-самые. В последний день предстояло забрать деньги из банка, перевезти мебель на дачу, передать покупателям ключи, отдать внутренние паспорта на выписку и прописку: та еще беготня! А в предпоследний день решила она наконец сказать детям о Турции. Пока очень завуалированно. О двух беззаботных неделях отдыха. А там видно будет.
Собиралась она и с Валерой поговорить.
В том же неопределенном духе. Поставить в известность.
Но не до конца. И после этих разговоров надо было в спешном порядке сортировать вещи: что на выброс, что на потом (на дачу), что на вывоз в новую жизнь.
Бодро начался этот предпоследний день, празднично. Позвонила Саше – ежеутренний и ежевечерний ритуал. Он благословил поговорить с детьми. За завтраком сообщила Любе и Янику о каникулах в Турции – полный восторг. Полнейший! Не огорчились даже тем, что Саша полетит с ними. Леся еще добавила им радости: поведала, что подгадала билеты так, чтобы лететь вместе с «Гав-боями». Неописуемое счастье. Вот будет о чем потом в классе рассказать! И фотки такие покажут! Они в самолете со знаменитой группой!
У Леси гора с плеч упала.
Дети довольны – что еще надо? Вполне возможно, и насовсем останутся с такими же криками восторга. Скорее всего, так и будет.
Она вышла на улицу, подкинула деньги Саше на телефон и не удержалась. Захотелось рассказать о реакции детей. Кто еще ее поймет, как не он. И ей еще большая радость. До вечера хватит.
Вот позвонит сейчас Саше, поделится.
А потом поедет к Катерине, поведает наконец о своих личных планах и сделает прощальную процедуру. Бесплатно, в подарок. На добрую память. Потом Катя сможет к ней в Турцию прилетать, курсами массаж проводить. У самого моря, в роскошном особняке. Еще и позавидует!
Леся, улыбаясь, нажимала на кнопочки с цифрами.
– Хых! – отозвался Саша. – Але! Хых! Хых! Хых!
– Ты что так дышишь тяжело? – весело поинтересовалась Леся.
– В гору иду! Хых! Хых! Хых!
Саша дышал странно. Что-то ей это напоминало…
– Я только сказать хотела, что дети жутко обрадовались. Прыгали до потолка!
– Ну, я ж говорил! Хых! Хых!
– Так я вечером позвоню, а то тебе говорить трудно, да, Сашенька?
– Давай! Хых! До вечера! Хых! Хых!
Опять он не отключился, как всегда! И хорошо! Она хоть дыхание его послушает, как будто рядом с ним пойдет в гору.
– Надоела, сил моих больше нет! И в Турции достала! – послышался вдруг другой, не Сашин, знакомый голос. Голос тоже прерывался судорожными вздохами.
– Хых! – резко выдохнул Саша. – Что! Хых! Два дня! Хых! Не дотерпишь! Хых! Хых! Хых!
– О-о-о! – раздался женский стон. – О! О! О! Еще вот так!
– Хых! Хых! Хых! – отвечал Саша.
– Ненавижу ее! – простонал голос, придыхая. – Убила бы!
– Хых! Хых! Тебе! Хых! Восемьсот! Хых! Тысяч! Хых! Нужны? Хых! Вот и терпи! Хых! Хых! Хых!
– О! О! А если я так больше не могу? – неистовствовал знакомый женский голос.
– Не можешь! Хых! Убьешь через! Хых! Два дня! Хых! Я! Хых! Один! Хых! С тремя! Хых! Не справлюсь!
– О! Теперь так давай! Подожди, дай перевернуться! Так!
– Хых! Хых! Хых! Ты в нее и пульнешь! Хых! Раз так! Хых! Надоела!
– А деньги уже будут? О-о-о! Уверен?
– Я тебя! Хых! Обманывал когда? Хых! Хых! Хых!
Этого не могло быть! Это был самый страшный сон в Лесиной жизни! Вот сейчас бы проснуться! Вернуться бы на две минуты назад! Чтоб ничего этого не было! Нет! Нет!
Но звуки лезли и лезли из телефонной трубки, буравили мозг:
– Уф-ф-ф! Уф-ф-ф! У-у-у-у!
– Подожди-подожди! Я еще не! A-а! А-а! Хых! Вперед меня хотела?
– Ох! Ты кольцо только не забудь! Я выбирала для себя!
– Вот ты и не забудь! Я двумя занят буду, а ты одной. Сама с кольцом разберешься.
Леся в ужасе отключилась.
Ей казалось, они где-то рядом, за забором или за кустом. Выйдут и «займутся ею». Юля займется. Первая Сашина жена. Любимая. Ради которой затеяно все.
А она, Леся? Кем была она? У нее в паспорте штамп. Там написано, что Саша ее муж. Значит, она его жена. Была и есть. И будет.
Еще целых два дня. А потом они, Саша с Юлей, придут и займутся ими.
Юля – ею, ненавистной Лесей.
Саша – детьми. Девочкой Любой и мальчиком Яном.
Кажется, они, ее дети, совсем недавно страшно чему-то обрадовались.
А, да! Они же должны лететь в Турцию! Всей семьей! Втроем!
К Лесиным родителям, дедушке с бабушкой.
На каникулы.
Вот для чего приходили дедушка с бабушкой! Они все знали! И звали к себе в гости! Как же можно было не понять! Какой надо было быть дурой!
Но этого не может быть! Просто не может – и все!
А – было! Не приснилось же! Было! Только что. Минуту назад. Она все слышала. Своими ушами. И злиться не на кого. Только на себя.
Мама предупреждала!
Папа предупреждал!
Кирпич на голову падал!
Ребята из группы, все четверо, злились! Как они на нее злились! Почему им было все видно, а ей нет? И Катька!
Она вздрогнула от телефонной трели.
«Соберись! – приказала себе. – Ты обязана звучать весело, щебетать, как майский соловей. Кто бы это ни был». Номер звонящего она не могла разглядеть из-за слез.
– Да! – выкрикнула она изо всех сил. Громкий голос всегда звучит бодряком.
– Это я, – сказал Саша буднично. Неужели заподозрил чего?
– Да! – крикнула она восторженно.
– В порядке все?
– Дети рады! – проорала она одним духом, чтобы не услышалось рыдание.
– А сама как?
– Дел уйма! – по-пионерски отрапортовала она. – Бегу!
– Вечером позвонишь? – спокойно спросил-приказал Саша.
– Как всегда! – на одном дыхании поклялась Леся.
И тут же отключилась.
Надо сесть на скамеечку, проплакаться как следует. Пусть со слезами выйдет весь страшный обман и самообольщение. На это нужна целая уйма слез. А потом… потом надо думать, как спасаться.
Слез было много. Они падали, как градины. Странные слезы. Не горькие. Как вода. Как много-много воды. Ей такие сейчас и нужны. Мозги промыть, чтоб думалось яснее. Как сильный дождь. Сначала гром, молнии, а потом неимоверный дождь, все смывающий и проясняющий.