А вокруг и бушевал ливень. Леся его даже не замечала. Ей все казалось – слезы. Это такие у нее слезы, ей так надо сейчас. Спасибо слезам, что есть. Спасибо дождю, что есть. Какое это счастье – быть! И как же красиво вокруг! Неимоверно красиво!
Снова затренькал звонок.
Ей уже не было страшно. Она уже другая. У нее новые заботы и дела. Правильные. Легкие.
– Леська! Ты где в самом деле? Я жду, жду, а ты?
Катя-Катерина!
– Катюнь! У меня ЧП! Я никогда не опаздывала и не опоздаю больше никогда. Но сейчас – ЧП!
– Отелло устроило? – прозорливо откликнулась Катя, забыв обиду.
– Не совсем, потом все узнаешь. Я тебе перезвоню.
– Ну, давай, – разочарованно протянула Катя.
Домой идти она не могла ни под каким видом. Ни под каким! Даже если бы и очень хотела, ноги сами не пошли бы. Отказались бы сгибаться, разгибаться. Не вынесли бы тяжести тела.
Нет-нет! Домой – никак.
Леся с трудом поднялась со своей уютной спасительной скамеечки и неуверенными шажками поплелась по улице. Никто не удивлялся ее виду: не она одна забыла зонтик, многие девицы и дамы производили впечатление мокрых гусынь и куриц. Ливень взялся откуда ни возьмись, среди ясного неба и яркого солнца. Одна Леся знала почему. Но и это было неважно.
Топая по лужам, как в раннем детстве, добрела она до уютной кафешки, в которой так любили поесть невероятные по вкусности пирожные ее дети. Любочка и Яник.
С Сашей, мужем, она там почему-то не была ни разу.
У него не было времени.
Они вообще-то редко общались. Как же редко-то, оказывается! Потом надо будет подсчитать, сколько раз за время их брака он ночевал дома. То есть не дома – у нее, у Леси. У своей второй, нелюбимой жены.
По сути дела, даже и не жены. Терпел ее ради любимой женщины Юли. Старался.
– Заходите, заходите, – приветливо заулыбалась знакомая девушка-официантка. – Промокли же совсем! Идите сушиться, у нас в туалете такие мощные фены!
– Я сейчас пойду, – пообещала Леся, стуча зубами, – только заказ примите. Два больших капучино с корицей, зеленый жасминовый чай, торт «Наполеон», фруктовую корзиночку тоже буду, вареники с вишней, эклер…
– Вам столик на сколько человек? – уточнила официантка.
– На одну меня. И в углу где-нибудь. Чтоб не мешать никому. Я звонить много буду. И это еще не весь заказ – это для начала.
– Промокли! Замерзли! – понимающе закивала девушка. – А хотите, я вам свое полотенце принесу? У меня с собой. Чистое. Из дому принесла. А то как бы не заболеть вам.
Леся, не привыкшая одалживаться и принимать знаки чужого, вполне бескорыстного внимания, вдруг неожиданно для самой себя согласилась:
– Спасибо вам огромное! Давайте полотенце! Я вам потом тоже пригожусь, – зачем-то добавила она словами из сказки.
Ей безумно хотелось людского участия. Ей хотелось чувствовать себя не изгоем, не отщепенкой, подлежащей уничтожению, а нужной, ценимой, принимаемой во внимание уникальной единицей – частью огромного организма, называемого человечеством. И она должна была выкрутиться, выплыть, вынырнуть, выдраться из омута, в который почти дала себя затянуть. Себя и своих детей.
В туалетной комнате она скинула с себя промокшую одежду и растерлась докрасна мохнатым полотенцем с вышитым в уголке уютным клетчатым медвежонком. Ей было плевать, зайдет ли кто, увидит ли ее. Ну и что?
Она промокла. Ей надо высохнуть, согреться.
Нельзя же стесняться себя всю жизнь. Она ничего плохого не делает. Вытирается досуха в женском туалете. И все дела.
В ее объемной рабочей торбе всегда имелась чистая пара белья: Леся любила переодеться после сеансов массажа. Ее работа – тяжелый физический труд, сто потов иной раз сойдет, пока час отмахаешь. Она всегда напоследок заскакивала в душ и переодевалась, чтобы бодрее себя чувствовать. Пригодилось и короткое трикотажное платьице, которое она использовала в качестве спецодежды – удобно, нигде не тянет и очень ей идет. Сейчас, переодевшись в сухое, она сразу успокоилась.
Дела, дела, дела – вот что ее ждет теперь!
На ее столике уже стояли две огромные белые чашки с любимым Лесиным напитком. Поднимался уютный парок над тарелкой с варениками. Жизнь прекрасна!
Какое счастье – понимать это!
Какое несчастье – понять это при таких обстоятельствах!
У нее опять защипало в глазах. Пришлось сделать несколько внушительных глотков. Нет! Счастье – все! Все, что произошло! Полное и самое настоящее счастье!
Что было бы, если бы она не услышала разговор Саши с Юлей!
Нет! Об этом она даже думать не будет! Она услышала. И точка! И теперь – слово за ней.
Кому звонить в первую очередь? Все звонки – первоочередные. Тогда – ладно. Тогда – наобум.
Она поспешно набрала номер риелтора, блестяще проведшего всю многотрудную операцию по продаже ее квартиры.
– Олег? Да, я, Лена. Я с плохими новостями, Олег. Все отменяется! Никакой купли-продажи завтра не будет, представляешь!
Леся нервно засмеялась. Видимо, очень достоверно нервно, раз ошеломленный Олег вместо ругани и проклятий на ее ненадежную голову с явным сочувствием вопросил:
– Вопрос в детях, да? Все вроде шло нормально, а меня эта тема просто замучила. Я, между прочим, и покупателю сказал: подождите радоваться, двое несовершеннолетних – всякое может быть! Кто возник-то?
– Муж первый и возник, отец детей! – придумала с ходу Леся. – Узнал, сказать-то пришлось. Ну и говорит, пойду, мол, в суд. Ты, мол, детей квартиры в центре лишаешь, а вместо этого дачу-развалюху им подсовываешь! В общем, скандал был большой, понимаешь? Боюсь я его. Лучше сейчас все это дело закруглить, а то потом и покупателю худо будет, и мне мало не покажется. У него все родственники – юристы. Они мне могилу выкопают – будь здоров! Прав родительских лишат, я это шкурой чую.
Леся врала про юристов очень вдохновенно, взахлеб.
Олег безоговорочно верил. Ему неприятности были нужны, как дырка в голове. Счастье, что на таком невинном этапе срыв произошел. А то бы получила денежки, половину протратила в момент, а из квартиры не выселилась. Началась бы та еще тяжба! И ни комиссионных бы не увидел, ни благодарности! Ой, чур меня! Чур меня!
Он радостно прощался. Навсегда, между прочим. Обещая себе никогда – никогда!!! – не иметь дело с подобными клиентами – себе дороже. Потеря времени.
Леся тоже прощалась с облегчением. Хорошо, что Саша, изображая из себя святого бессребреника, наотрез отказывался хоть как-то участвовать в продаже квартиры: «Это все твое, ты и дела веди, мне ничего не надо!»