– Видели! – утвердительно произносит наконец Афанасия.
Гостья несколько раз кивает.
– Да! – продолжает решительно хранительница народного бессмертия. – Да! Доменик. Сын… От кого тут было рожать? Кого от тех родишь? А каково быть одной? Безнадежно и постоянно одной…
Елена Михайловна кивает. Уж ей ли это не понять! И вдруг вспоминает: они же днем говорили о замужестве Афанасии, о ее заграничной жизни. Помнится, она сказала, что Доменик полностью русский. По гражданству – француз, а по крови – русский. А она, Елена Михайловна, все хотела про отца Доменика подробнее спросить и все забывала, разговор все время в сторону уходил…
Афанасия между тем перевела дух и заговорила вновь.
– Да! Я родила его от кота! Допустим – так! Скажете: так не бывает. Я тоже так думала. Но… Вы же свидетель? Вопросов быть не должно. Сами видели. И – чем плохо? Проявляться не сразу начало. Сначала – маленький, слабенький. Не плакал – мяукал. Болел всеми хворями. Но умный – на лету все схватывал. Из воздуха. Просто как… раз! – и вспомнил то, что раньше знал. Душа у нас – одна на двоих. А потом, в тринадцать его лет – началось. Пубертация. Все гены просыпаются, какие заложены. И тут ничто не властно. Пытались бороться, запирались, снотворное пили – безрезультатно. Такое начинается! Наружу надо природу свою выплеснуть. Иначе – конец. Но – видите – начала и концы связаны намертво! Там, где кончается зло, начинается добро. Решили мы это спокойно претерпевать, как природой положено. И вот – никто теперь и не сунется.
– А если те… которые внизу… если они оружие применят? – догадалась вдруг спросить Елена Михайловна, ужасаясь собственному вопросу.
– Рано или поздно – стрельба пойдет обязательно. У них же в программе заложено разрушать и убивать. Приведут приговор в исполнение. А как же. Только мы предусмотрели. Уедем мы. Совсем скоро уедем. На родину Доменика. Там нас ждут. Зовут. Видят же, что здесь творится. Понимают, что из последних сил держимся. Природа там не хуже. Безопасность гарантирована. Кое-что вывезли. Свое, не музейное. Хотя музейное – разве оно не свое? И кому оно достанется? Ладно, не наше дело. Душа болит и будет болеть, пока живы и память мучает. Но у Отечества такие законы. И надо принять. Они сейчас за вещи и деньги сражаются, как за бессмертие. Одержимые наживой до оцепенения. Так что надо было найти в себе силы вычеркнуться. Навсегда. И пусть все будет по их разумению. Храните, что можете. У нас – ни власти, ни сил, ни прав. Только право на жизнь, не им и данное, хочется осуществить. И все.
Некоторое время молчали. Сон обволакивал мятным духом. Сон все рассудит, ночь всех укроет, тьмой успокоит…
Утром Елена Михайловна с удивлением вспоминала ночной театр теней.
Было? Не было?
Случаются же такие сны! Просто натуральная явь!
Полнолуние – источник кошмаров всего живого.
Афанасия была свежа, румяна, улыбчива. Доменик – приветлив и разговорчив. День – тих и прекрасен.
«Приснилось! – смущенно думалось Елене Михайловне. – И рассказать стыдно! От кота… Приходят же сны в благодатных местах!»
Она уже не раз замечала: если все днем хорошо, обязательно приснится какая-то пакость. И наоборот, если страдаешь, сны приходят в утешение, светлые, счастливые.
Однако некоторые эпизоды гадкого ночного кошмара продолжали настырно вертеться в голове, не забывались, как обычно бывает со страшными снами.
Елена знала, что бывают видения пустые, а случаются предупреждающие о чем-то. Главное – воспринять всерьез, прислушаться, постараться понять, что это явилось прошедшей ночью.
Мама давным-давно рассказывала, как однажды всех их, всю семью, спас ее сон.
Летом, на даче, привиделось ей, что у девочек в комнате появился огромный еж. И хочет она взять этого ежа, чтобы всем показать это диво дивное. Трогает его, а от колючек искры в разные стороны, треск, дым, огонь… В общем, полная ерунда. Но маме этот сон не давал покоя целый день. Она даже дочек уложила спать на первом этаже, в пустующей комнатке для гостей. Девочки уснули. Мама с папой и друзьями-соседями сидели себе на веранде. И вдруг опять вспомнился маме этот еж.
– Подождите минуточку, я сейчас, – промолвила она и, как зачарованная, пошла наверх, в пустую комнату девочек.
А там – дым, огонь, искры… Все из сна!
Успели потушить. Проводка старая, руки не доходили поменять. Вот и дождались.
Но сон-то каков! Ведь предупредил! А что могло бы быть… Сгорели бы дотла…
У них это вообще семейное: если видишь искры во сне, думай, где загорится. В прямом и переносном смысле. Вон Манечка рассказывала, как искры у нее из глаз посыпались перед тем, как она сцену в саду, где Свен с юношей сидел, своими глазами увидала.
Искры… искры… Что ж они могут значить-то? Ну вот… Да… Говорили они накануне о пожаре… Что подожгут… Не это ли? Не так ли надо понять?
– Ну и сон мне сегодня приснился! Идиотский, страшный сон, – выговорила она неожиданно для самой себя.
– Полнолуние, – откликнулась Афанасия. – Всегда какой-нибудь кошмар навестит.
– Позвольте я расскажу, – продолжала Елена. – Говорят, если расскажешь, не сбудется. Тут и сбываться-то, собственно, нечему… Но меня тревога не оставляет.
Елена Михайловна принялась рассказывать, перебарывая смущение, но стараясь быть предельно точной.
– И вот представьте, вы мне и говорите, мол, да, я родила его от кота! Мол, от кого еще рожать здесь! И что, мол, такого? Рос нормально, а в тринадцать лет проявилось! Стал оборотнем! И потом все чаем меня поили. Мятным. А я еще думала, что да – от кого тут рожать? И хорошо, что Доменик так ночами превращается. Чтоб хоть чем-то нижних отпугивать. А то что ж? Никакой охраны, никакой сигнализации.
– От кота, – повторил Доменик и засмеялся тонким кошачьим смехом.
– Вещий сон, – тоже смеясь, подтвердила Афанасия. – Точно вещий. На удивление. Ведь отца моего ребенка звали в семье Кот, Котик… С детства имя осталось. Так что воистину: от Кота!
– Нет, вы смотрите, что творится! – поразилась Елена. – Значит, совсем непростой сон! Значит, надо думать дальше…
– Кот мой, где ты, дорогой? – вздохнула, не слушая ее, хозяйка. – Да, все правда. И не от кого тут было рожать. И все свершилось там… А потом он погиб… Молодой, полный сил. Автомобиль… И остались мы одни…
– Это удивительное, невозможное совпадение. Это предупреждающий сон! Я уверена. Послушайте! Послушайте… У нас это семейное. Если случаются такие сны, надо думать… Кому-то грозит опасность…
– Да тут и думать не надо, – произнесла Афанасия жестко, – совершенно ясно насчет опасности. Иначе разве бы мы писали? Умоляли бы приехать? Музею опасность грозит. Ну и, стало быть, нам вместе с ним.
– Я думаю, в опасности Доменик. Музей – безусловно. Возможен поджог. Но что-то еще случится именно с Домеником. Давайте подумаем. Прямо сейчас, – уверенно и настойчиво сказала Елена Михайловна.