Хозяйка музея | Страница: 24

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А со мной выходит – можно… У меня чувство, что ты в любой момент, в любой удобный для тебя момент можешь просто слинять. И все эти мои годы с тобой канут в пропасть.

И что мне тогда будет вспоминаться?

Мои мольбы о ребенке, как о пощаде приговоренного молят? Мое сидение у телефона в ожидании звонка? Ощущение пустоты? Или, как в Питере, ты к друзьям укатил, хотя мы собирались вместе время проводить, и меня одну на целую неделю оставил? Одну в чужом городе, о котором я год мечтала. Чтобы с тобой туда вместе поехать. А осталась почему-то одна, как никогда, как нигде. Мы только в поезде на обратном пути и встретились, и ты даже не извинился.

«Ведь мы с тобой два холостяка, да? Можем уйти в загул?»

Все правильно. Все удобно. Ты – холостяк. Сейчас. Подожди. Погуляй-погуляй. Через десять лет пооблезешь, пылью покроешься. И станешь уже не холостяк – бобыль. И нужен будешь какой-нибудь молоденькой курочке не ради своих вставных перламутровых зубов, если осилишь когда-нибудь себе такие соорудить, не ради красивых прыжков в воду, а из-за мифического ореола собственной ценности, который ты так здорово, талантливо, незаметненько умеешь вокруг себя создать.

Только и у тебя времени-то особо нет.

И через десяток годков никто долго обманываться твоими прелестями не станет. И тогда начнешь ты – ты! – просить:

– Люби меня! Будь со мной! Пожалуйста!

Вот тогда-то настанет момент. Тогда-то тебя твое давнее предательство и настигнет. Вспомнишь тогда меня. Как ты годами мою живую душу в тисках держал. Как юлил и трусил. Как не давал зародиться ребенку, о котором я так мечтала.

Видно, только тогда и поймешь.

Валяй. Вали отсюда. Живи эти годы без меня. И когда жизнь напинает как следует – мир ведь «слишком жесток», сам знаешь, не возвращайся.

И все я понимаю. И никто не виноват. Я сама себе столько всего напридумывала…

Ты, какого я люблю, целиком придуманный.

Мужественный, благородный, сильный, веселый…

Но если бы ты вправду таким был, то разве я чувствовала бы постоянную боль и унижение?

Хватит мне ощущать себя никчемной, брошенной, одинокой! И ты – не единственный в мире мужчина, от которого могут родиться дети.

От тебя как раз вряд ли смогут. Раз за пять наших лет не родились.

И кто от тебя родится, если что?

Такой же трус и поганец. Пользователь…

Ты думаешь, ты чего-то добьешься в жизни, если всегда будешь остерегаться и просчитывать наперед?

Нет! Судьба за тебя уже давно все просчитала. Ты мне душу помотал, а теперь она тебе помотает!..»


Дочка расплакалась.

Сердце Елены Михайловны не выдержало. Не смогла она молча пройти к себе, рванулась в комнату своей девочки:

– Боже мой, Риточка, что с тобой? Что ты там бормочешь в темноте?

– Мама, я же просила тебя! Без стука ко мне не… – Рита старалась перевести дыхание.

– Ну, извини, прости. Я просто подумала: без света, плачешь…

– Да не плачу я, мама, оставь! Пробы у меня завтра очередные. Роль идиотская. Все равно ничего не выйдет, все зря. Иди спать, не волнуйся.

– Ну и брось ты ее, раз идиотская. Брось ее, деточка. Не стоит она того!

Сколько боли и силы вложила мать в эти слова!

– Да я уж и сама думаю… Не волнуйся, мамочка. Все будет хорошо. Увидишь. У меня все в порядке.


Вот только этим желанием – чтобы все у дочки пошло хорошо и именно так, как она о том мечтает, была полна душа Елены Михайловны.

Пусть у меня все кончено.

Пусть я есть и буду одна. Я привыкла и приняла.

Но Риточка! Пусть Риточке улыбнется счастье…

Простые будни

Сегодня с утра в счастье особенно верилось.

Вот и Риточка позвонила. И голосок ясный, веселый:

– Ты как в своем музее, мамуль? Хорошо там?

– Не то слово, детка! Замечательно! Тут просто диво. Неожиданное и чудесное. При встрече расскажу.

– А меня на роль утвердили. В длиннющем сериале. Буду богатая, – радостно поделилась дочка.

– Ох как хорошо!

– И еще… Я теперь одна. Рассталась насовсем…

– С этим поздравлять? – осторожно спросила Елена Михайловна.

– Да! – прозвучал уверенный ответ. – Сегодня все мои новости хорошие, мам.

– Тогда – в новую жизнь! Вперед! Все будет замечательно. С сегодняшнего дня!

– Я знаю, мамочка. Почему – сама не отвечу. Но знаю, что все-все к лучшему.

Елена Михайловна и принялась за работу с удивительным ощущением грядущего счастья.


День не обманул. Все было еще восхитительнее, нежнее и неожиданнее, чем в утро ее приезда. И воздух весны, и речная рябь, и солнечная дневная тишина, и дивные шедевры из музейного хранилища. Понятно было, что счастье не дарится на веки вечные. Что его надо впитать каждой клеткой на память оставшейся земной жизни – и дальше… дальше… Сохранить в тайне. Тогда чудо достигнет мистической концентрации, и мысль о нем станет опорой в периоды внутреннего опустошения.

Такие тонкости по отношению к исключительным моментам бытия копились из поколения в поколение и унаследовались Еленой Михайловной как родовое благословение.

Она не растратила попусту ни лучика, ни одной счастливой минуты. Смотрела, слушала, вдыхала. Сосредоточенно работала, не допуская, как в первый день, проявлений восторга.

Радовало ее и то, как умно заведено все в этом заштатном удивительном музее. Полноценные каталоги. Опись единиц хранения. Причем опись подробная, вплоть до того, когда и у кого куплено произведение, при каких обстоятельствах. В большинстве случаев прилагалась расписка художника или предыдущего владельца в получении денег, что само по себе могло считаться достойным экспонатом. Еще бы – собственноручный автограф Репина или Серова!

– Это все папа завел. Потомки оценят, говорил. Вот видите… Это вряд ли… Тут ошибся, – комментировала Афанасия, показывая все новые и новые музейные достопримечательности.

– Система учета у вас замечательная! – восхищалась Елена Михайловна, – Как в лучших музеях мира.

– Да. Это так. Все в компьютер занесли. Каждый экспонат сфотографировали, описали подробно. Так что не только теперь на бумаге. В электронном виде – тоже. Только если исчезнут экспонаты, электронный вид – что? Тень… Слезное воспоминание об утраченных временах.

– Верно, – вздохнула Елена. – Но я же здесь не просто ради того, чтоб полюбоваться. Хотя оно того стоило. Но я затем, чтобы меры принять. И мы их примем, уверяю вас. Такие сокровища без сигнализации – это же просто ужас… И слов других нет. В любой момент залезут… Что говорить… Даже храмовые иконы похищают! Но то, что у вас все так грамотно и современно поставлено, – приятная неожиданность.