Это было прекрасно. Как смел этот гордый человек наносить ей еще новое оскорбление!
«Прочь, прочь, навсегда!» — шептала она себе, и глаза, и уста, на которых только что блуждала улыбка, опять приняли выражение неприступной жестокости, которое вчера так испугало и возмутило римлянина.
Но вскоре ее черты опять смягчились. Ей вспомнился умоляющий взгляд серьезного юноши, похвалы, расточаемые ему отшельником, и когда снова глаза ее сомкнулись, она увидела Корнелия, который подошел к ней своей твердой походкой, взял ее, как ребенка, на руки, крепко сжал ее руки и бросил ее в одну из лодок на берегу Нила. Изо всех сил боролась она с похитителем, громко закричала в отчаянии и… проснулась от собственного крика.
Девушка встала, вытерла глаза, полные слез, переменила компресс ребенку и вышла на воздух. Солнце уже стояло на полуденной высоте, яркие лучи его сверкали на желтом песчанике преддверия храма.
Из массы окружающих галерей только одна была крытая и бросала узкую, шириной в руку, тень, но девушка не пошла туда, потому что под крышей стояли кровати пилигримов, которые надеялись в жилище бога увидеть сновидения, открывающие будущее.
С непокрытой головой Клеа, опасаясь солнечных лучей, уже хотела вернуться обратно в жилище привратника, как увидела молодого, в белой одежде писца, состоявшего при Асклепиодоре для особых поручений. Он переходил двор и с живостью кивал девушке.
Она пошла к нему навстречу, но еще раньше он задал ей вопрос, здесь ли Ирена. Верховный жрец желает с ней говорить, а ее нигде не могут найти.
Клеа ответила, что о ней уже спрашивала одна важная госпожа из дворца царицы и что она видела сестру в последний раз на рассвете, когда та пошла за водой к солнечному источнику.
— Для первого возлияния вода была принесена вовремя, но для второго и третьего Дорис и ее сестры вынуждены были принести воду сами, — сказал жрец. — Асклепиодор гневается не на тебя, потому что он знает от Имхотепа, что ты у больного ребенка, а, конечно же, только на Ирену. Подумай, где она может находиться? Верно, произошло что-нибудь важное, что верховный жрец желает ей сообщить.
Клеа испугалась. Ей пришли на ум вчерашние слезы Ирены и ее страстный порыв желания свободы и радостей. Неужели безрассудная девочка отдалась своему влечению и, хотя на несколько часов, тайно убежала, чтобы посмотреть на город и на пышную неведомую жизнь? Клеа сделала усилие над собой, чтобы скрыть от посланца свой страх, и сказала, опустив глаза:
— Я поищу ее.
Она побежала обратно в дом, посмотрела больного ребенка, позвала его мать, показала ей, как надо накладывать компрессы, и строго наказала внимательно и точно исполнять предписание Имхотепа до ее возвращения. Нежно поцеловав малютку, Клеа направилась сперва домой.
Там все было по-прежнему, только недоставало золотых кружек. Это обстоятельство еще увеличило страх Клеа, но она была далека от мысли, что Ирена могла взять с собой драгоценные сосуды, чтобы продать их ради собственного пропитания; она знала неосторожность и легкомыслие сестры, но на дурной поступок считала ее неспособной.
Где же искать Ирену?
Отшельник Серапион, которого она уже спрашивала, ничего не знал об Ирене.
На жертвеннике Сераписа Клеа нашла обе кружки и принесла их обратно.
Может быть, Ирена ушла к Кратесу и за рассматриванием его работы и болтовней забыла о времени? Однако жрец тоже ничего не знал об ее исчезновении. Он охотно помог бы Клеа поискать свою любимицу, но должен был доделать новый замок для могил Аписа, да и ноги у него очень болели.
За дверью старика Клеа задумчиво остановилась, и ей вспомнилось, что в свободные часы Ирена иногда забиралась в голубятню храма, чтобы смотреть оттуда вдаль, наблюдать за сидящими на яйцах птицами, давать корм молодым и глядеть на вздымающиеся стаи голубей.
Сбитые из глины и нильского ила голубятни находились на хлебном магазине, замыкавшем южную обводную стену храма.
Она перебежала солнечные дворы и поднялась на плоскую крышу магазина, но там не было ни сторожа голубей, ни двух мальчиков, его помощников. Все трое обедали со служителями храма.
Клеа позвала Ирену раз, два, десять раз, но никто ей не ответил.
Она осмотрела все голубятни, от первой до последней. Как раскаленные печи, дышали жаром эти воздушные глиняные жилища, но она без устали обыскивала каждый уголок. Щеки девушки пылали, капли пота блестели на лбу, большого труда стоило ей отряхнуться от пыли голубятни, и хотя Ирены нигде не оказалось, Клеа все-таки пока не унывала.
Может быть, Ирена была в Анубидии или святилище Асклепия? Там, возле жрецов-врачей, жила также одна жрица, которая умела объяснять сны ищущим исцеления еще лучше, чем отшельники, также славившиеся этим искусством.
Это предположение ободрило Клеа, она не замечала горячего юго-западного ветра и знойных лучей сверкающего светила, но когда девушка медленно, точно боец, проигравший битву, возвращалась обратно, она изнывала от зноя, и страх и неизвестность сжимали ее сердце. Она охотно выплакала бы свое горе, но и в этом единственном утешении ей было отказано.
Прежде чем идти к Асклепиодору, она намеревалась еще раз поговорить со своим другом Серапионом, но на дороге опять встретила жреца-писца, приказавшего ей следовать за ним в храм.
Здесь в томительном нетерпении она прождала в передней более часа. Наконец ее ввели в зал, где собрались Асклепиодор и все высшие жрецы Сераписа. Робко предстала Клеа перед собранием важных мужей и должна была еще минуту ждать, пока верховный жрец ее спросил, не может ли она дать какие-нибудь сведения об исчезновении ее сестры или не заметила ли она чего-нибудь, что могло бы навести на след пропавшей. Ему, Асклепиодору, известно, что тайное исчезновение Ирены огорчает ее так же глубоко, как его самого.
Клеа с трудом, едва находя слова, начала говорить, колени ее дрожали, но она отказалась от стула, который приказал ей взять верховный жрец.
По порядку перечислила Клеа все места, где напрасно искала сестру, но когда она назвала святилище Асклепиуса, ей вдруг вспомнилась знатная госпожа, явившаяся в храм с толпою невольниц и служанок для истолкования сна, и вместе с тем ей пришло на память посещение Зои, ее сперва приторно-любезные, потом гневные и надменные вопросы об Ирене.
Клеа прервала свой рассказ и сказала:
— Благочестивый отец, конечно, Ирена ушла тайно не по доброй воле, а ее кто-нибудь соблазнил или принудил оставить храм и меня. Ты знаешь, что она еще совершенный ребенок. Ведь возможно, что одна знатная госпожа, которая сегодня искала меня в доме привратника, увлекла Ирену с собой. Она была богато одета, и в ее белокурых локонах, переплетенных лентами, сверкал золотой полумесяц. Она удивила меня своими настойчивыми расспросами о сестре. Врач Имхотеп, который часто посещает царя, видел эту госпожу и сказал мне, что ее зовут Зоей и она подруга царицы Клеопатры.
При этих словах всеми жрецами овладело сильное волнение, а Асклепиодор воскликнул: