— Добро пожаловать в большой мир, Бивольф. Можно я буду называть вас Энди? По фамилии слишком официально. Мне нравится ощущать себя приятелем каждого в моем блоке. Что-то вроде отца-наставника.

— Энди — звучит хорошо.

— Энди, поскольку вам, кажется, ничего не известно о выборах, предлагаю быстрее войти в курс дела. Вы пока не сможете голосовать за лидера блока, но ваше право высказать свое мнение о надзоре.

— Не сомневайтесь, я это сделаю, — сказал Дункан. — А сейчас у меня куча дел. Завтра я выхожу на работу.

— Давайте, — Мин снова протянул руку. — Желаю удачи, Энди. И будьте счастливы здесь. Если возникнут какие-то проблемы, мой экран всегда подключен для вас.

15

Спортер оказался всего в полумиле от блока, в котором находились квартиры Дункана (Бивольфа), Кэбтэба (Барда) и Сник (Чэндлер), а сами эти квартиры не более, чем в четверти мили одна от другой. Троица встретилась в крытом переходе шириной и высотой в тридцать футов, возле входа в таверну. Было восемь часов вечера и результаты голосования заполнили все экраны новостей в городе. Семь миллионов триста тысяч сто одиннадцать голосов было подано за снижение уровня наблюдения. Приблизительно три миллиона граждан голосовали против этой меры.

В этом районе итоги опроса, по всей видимости, пришлись по вкусу всем. Люди, казалось, опьянели от веселья и радости, а теперь двигались к таверне, чтобы опьянеть и от вина.

Троица прошла через широкий вход в огромный зал, разделенный на четыре отсека перегородками в половину высоты до потолка. В центре каждого отсека располагался большой бар в форме цветка клевера с четырьмя лепестками, окруженный танцевальной площадкой. Вдоль стен по кругу размещались столы и кабинки. Между ними повсюду огромные горшки с великолепными искусственными пималиями. Стены почти сплошь закрыты экранами, на которых показывали новости и разнообразные шоу. Хотя из-за гама неслышно было даже голосов дикторов, никому до этого не было дела.

— Они сходят с ума, предчувствуя свободу, — заметила Сник. — Свободу, которой они никогда не знали и никогда не увидели бы, если бы кучка радикалов не преподнесла ее им.

Все трое пробирались через толпу, направляясь к одному из столиков у стены.

Кэбтэб, очевидно, не слышал ее слов.

Дункан был к ней ближе.

— Вы рассуждаете как полицейский, — сказал он.

— Ничего подобного. Просто стараюсь мыслить трезво. Неужели это свойственно только органикам?

Они сели.

— По-моему, нам удалось захватить последний свободный столик, прогремел Кэбтэб.

Дункан взглянул на экран.

— Осталось двадцать минут.

Падре наклонился так, что губы его почти прикоснулись к его уху.

— Думаете, она придет? По-моему, это место ни к черту не годится для ниспровергательных бесед. Тут надо орать во все горло, чтобы услышать самого себя.

— Лучше места просто не придумаешь. Ну кто здесь может нас подслушать? — возразил Дункан.

Изнывающая от жары и усталости официантка подошла к ним только через десять минут.

— Извините, друзья, — сказала она. — Сегодня у нас такой бедлам.

Сник заказала минеральной воды, Кэбтэб пива, а Дункан попросил принести ему бурбон. Официантка исчезла в воплях и водовороте. Когда через двадцать минут она появилась снова, выскочив из толпы, словно семечко из грейпфрута, вид у нее был еще более раздраженный. Она уже подходила к их столику, как вдруг кто-то толкнул ее. Поднос упал, и напитки расплескались. Официантка, извергая проклятия, подхватила поднос, повернулась и со всего маху ударила стоявшего рядом мужчину подносом по голове. Тот с криками о своей невиновности ударил официантку в живот. Кэбтэб заревел, вскочил со стула и бросился на мужчину. Какая-то женщина с воплем повалилась на официантку; та, стоя на четвереньках, судорожно хватала ртом воздух.

Дункан не успел толком понять, что произошло после этого. Казалось, вся таверна взорвалась, ввязавшись в драку. Люди царапались, вопили и выкрикивали угрозы, кто-то звал на помощь. Дункан как благоразумный человек, которому нечего делать в подобной потасовке, почти ползком пробрался мимо дерущихся к стене. Он дополз до стены и спрятался за перевернутым столом, прикрывшись им как щитом. Он ожидал, что и Сник присоединится к нему, однако к удивлению своему увидел, что она изо всех сил бьет какого-то мужчину ребром ладони по шее. Затем она скрылась из виду: отнюдь не худенькая женщина прыгнула на нее сзади, придавив своим телом. Один из мужчин, получив чувствительный подарок в челюсть, попятился назад и ударился спиной о стол, за которым укрылся Дункан, придавив его к стене. Когда Дункану удалось столом оттолкнуть мужчину, его компаньонов уже не было видно. Только где-то в стороне среди гиканья и грохота, перекрывая шум, падре угрожал кого-то покалечить.

«Как бы поступил в подобной ситуации Генрих V? — подумал Дункан. Бросился бы в пекло и получил бы синяк под глаз, ему разбили бы нос, сломали челюсть, проломили бы череп, переломали хребет, отбили бы почки? Как поступил бы Фальстаф? Остался бы под прикрытием стола, объясняя свою трусость благоразумием».

Дункан нашел компромисс. Выбравшись из своего укрытия, он пополз вдоль стены к выходу. Если у Сник и Кэбтэба осталась хоть крупица разума, они тоже выберутся отсюда. Очень скоро сюда примчатся органики, вооруженные заточками, какими загоняют скот на бойне, и парализующим газом. Они арестуют всех подряд, а затем, чтобы отличить овец от козлищ, обдадут всех подозрительных туманом истины. Хотя по закону органики были обязаны ограничивать свои вопросы только непосредственно относящимися к делу, по которому были произведены аресты, они не всегда придерживались этого правила. Так или иначе, если Сник и Кэбтэба, надышавшихся туманом, попросят назвать свои имена, они невольно выдадут себя. На проверку понадобится всего несколько секунд — органики имеют прямой доступ к банку данных полиции. И тогда судьбу их предсказать нетрудно — посадят в стоунеры.

Рассказы Сник и Кэбтэба неизбежно выдадут и самого Дункана.

«Идиоты проклятые!» — пробормотал он.

Дункан остановился: какая-то женщина, падая, ударила его головой по ребрам. Ругаясь от боли, он полз изо всех сил.

— Ничего не выйдет! — завопил какой-то мужчина, ударив его ногой. Дункан бросился вперед, схватил мужчину за лодыжку и изо всех сил рванул ногу. Мужчина, падая, свалился на тела дерущихся. Дункан выпустил его ногу и кулаком ударил в пах, но тот все-таки успел двинуть коленом ему в челюсть. Боль ошеломила его. Несколько секунд Дункан не мог прийти в себя, не сознавая, кто он и где находится. Затем он, немного оправившись, снова пополз к выходу. Вдалеке уже слышался свист полицейских. Скоро органики будут здесь.

Дункан поднялся, оттолкнул в сторону пару переплетенных, орущих тел и, прижав голову к груди, буквально нырнул к двери. Замазанный кровью, задыхаясь, он вывалился за дверь, поднялся, и преодолев переход, ввалился в один из магазинов. На экране над дверью горела рекламная надпись: «Ибрагим Изимов. Сладости и разрешенные лекарства».