На самом деле, откуда ему было знать, как она поведет себя, если любопытство заведет ее слишком далеко. Единственное, что он мог сказать наверняка: Тинглу нельзя было на ней жениться. Но если уж так вышло, следует расстаться с ней и чем скорее, тем лучше. Но Тингл все еще любил эту женщину, хотя высокая страсть, бушевавшая в его душе вначале, сменилась умеренной и теплой симпатией. Более того, если бы он объявил ей, что желает развода, то сам бы и переживал ее гнев и боль. Она была столь эгоистичной и обладала такими собственническими инстинктами, что никогда не смирилась бы с тем, что не она, а ее покидают. Однако Нокомис не только имела слабость к собирательству, окружая себя невероятным числом ненужных вещей и людей, но и яростно боролась за то, чтобы не расстаться хоть с чем-нибудь. Их шкаф для личных принадлежностей вечно заполняли разнообразные безделушки, игрушечные медведи, китайские болванчики, какие-то сувениры, подготовленные для грядущих юбилеев, всемирных, национальных и местных праздников. Там же валялись балетные трофеи, личные записи Нокомис, охватывающие период от ее рождения до самого недавнего времени. Среди других вещей можно было найти медаль за победу в забеге на стометровку среди восьмиклассниц Манхэттена, грамоту за примерное поведение, которую Нокомис вручили, когда ей было всего двадцать сублет (кстати, после этого из-за постоянных ссор с участниками балетной труппы она уже не получала никаких наград).
Тингл не раз пытался заставить ее выбросить этот хлам, поскольку все это сильно раздражало его. Достаточно сказать, что почти каждый вечер она вытаскивала из шкафа какие-нибудь безделушки и расставляла их на полках. Естественно, перед тем, как отправиться в стоунер, приходилось все убирать на место. Кроме всего прочего, шкафчик с вещами был настолько загроможден, что Тингл с трудом находил собственные вещи.
Тингл знал, что в один прекрасный день его легко возбудимый нрав возобладает над ним, и он спустит весь этот хлам в мусоропровод. Несомненно это неизбежно положит конец их отношениям, что, если мыслить логично, пошло бы ему только на пользу: присущая Нокомис жажда обладания и подозрительность неизбежно доведут его до беды.
Он вздохнул, поднялся с кресла и направился в ванную. Вытащив из корзины все еще влажную одежду Вторника, он развесил ее на просушку. Потом, когда вещи высохнут, он скатает их и уложит в сумку. Конечно, куда проще и разумнее было бы выбросить все, но, к сожалению, у него был лишь один комплект формы отряда. Чтобы получить другой, необходимо было сдать старый властям Вторника или, по крайней мере, достоверно объяснить причину его отсутствия, причем в этом случае требовалось писать специальное донесение в Департамент реализации одежды.
Ложась в постель, он не ожидал, что ему удастся быстро заснуть, однако почти сразу же он соскользнул в густую пелену сменяющихся сновидений.
Проснувшись от звука сигнального колокольчика, доносящегося из настенного экрана, из всех осаждавших его снов он прежде всего вспомнил один. Лицо Отца Тома, его собственное лицо, узнаваемое даже в парике и с фальшивой бородой, смотрело на него с экрана. Он стоял на берегу широкой, темной, медленной реки. Позади него виднелся массивный каменный мост. В правой руке Отец Том держал железный канделябр на семь свечей, похожий на канделябр в синагоге. Тингл никак не мог вспомнить, как называется эта вещь. Из указательного пальца правой руки Отца Тома струей било яркое пламя, ион, нахмурившись, никак не мог определить, какую свечу зажечь первой.
— Вот и наступил момент, — сурово произнес Отец Том.
— Какой момент? — пробормотал, просыпаясь, Тингл.
Хотя обычно ему требовалось для сна восемь часов, на этот раз он проспал всего шесть. Он надел шорты и спустился в подвал, где в одиночестве поработал на тренажере. Вернувшись в квартиру, Тингл еще раз принял душ, оделся и выпил чашечку кофе. К этому времени солнце уже палило вовсю, город находился в движении, а температура воздуха подбиралась к обещанным в прогнозе 112 градусам по Фаренгейту. Тингл, одетый в нижние шорты, белую, отделанную зеленым рубашку с короткими рукавами и кружевным манжетом на шее, в широких зеленых брюках, в коричневых сандалиях на ногах и с сумкой через плечо, снова вышел на балкон. Он стоял там и внимательно всматривался в происходящее. Кого он ожидал увидеть? Доктора Чанга Кастора?
Он, Тингл, явно не стал полностью Тинглом. Джеф Кэрд еще жил в нем. Джеф Кэрд напоминал Тинглу, что он должен установить контакт со своим агентом-иммером, ожидающим его в Среде. Но сделать это нужно из банка данных.
Перед домом сейчас находился всего один человек — какой-то мужчина на велосипеде, направлявшийся от перекрестка Бликер Стрит и Канала Кропоткина в западном направлении. Тингл видел только его спину. Шею незнакомца прикрывала широкая шляпа. Одет он был в коричневую рубаху и зеленые брюки. Тингл наблюдал за тем, как мужчина остановился, повернулся и воззрился на что-то.
— О Господи! — воскликнул Тингл. Сцепив пальцы рук, он подался вперед. Открывшееся из-под шляпы лицо поразило его своей характерной вытянутостью. Длинный, тонкий нос не оставлял сомнений — Кастор. Почему он так пристально смотрят на дом?
Тингл потряс головой и заговорил сам с собой.
«Это все твое воображение! Не настолько он глуп, чтобы сделать это!»
Что он подразумевал под словом «это»? Опасность, угрожавшую Озме?
Мужчина повернулся, предоставив Тинглу возможность рассмотреть его профиль. Действительно похоже на хищное лицо Кастора, но… Нет, это не мог быть Кастор.
Велосипед, двигаясь вдоль канала на север, скрылся за домом, а затем через некоторое время появился вновь, но тут же исчез — на этот раз уже за следующим домом. Из задней двери углового дома появился мужчина и направился к гаражу. Вскоре он вышел оттуда с велосипедом. Тингл узнал в нем Джона Чандра. Ему хорошо знакомо лицо этого человека, так же как и его жены, Адиты Ротва. Не раз приходилось ему смотреть на их лица через окна стоунеров в подвале. Он отступил назад, в глубь балкона, чтобы Чандр, взглянув наверх, не заметил его.
Впрочем, бояться особенно нечего. Даже, если сосед заметит сходство его лица с лицом Джефа Кэрда из подвального стоунера, он просто удивится самому факту подобного совпадения и больше ничего. Тингл подождал, пока Чандр скрылся за домом, и только после этого снова высунулся — взглянуть на велосипедиста. Однако того уже не было.
— Наверно, просто нервы, — пробормотал Тингл.
Через три минуты он, влившись в поток велосипедистов и электромобилей, отправился на восток. Было жарко, он почувствовал, как выступает пот, и в этот миг уголком глаза заметил лежавшую на тротуаре банановую кожуру.
10
Тингл зигзагом проскочил сквозь толпу к обочине, затормозил и, резко остановившись, поднял кожуру и бросил ее в мусорный контейнер. Затем он снова уселся на велосипед и осмотрелся по сторонам. Рутенбика не было, впрочем Боб и не ожидал увидеть его. В Среде и без него полно нерях, да и неизвестно еще, действительно ли Рутенбик находится здесь. Тем не менее, Тингл был огорчен своим непроизвольным поступком и, продолжая крутить педали, мысленно упрекал себя за него. Нельзя было останавливаться, наоборот, лучше бы побыстрее проехать.