— И что это меняет?
— Я без предрассудков, — объявил Ари.
— Я с предрассудками, — наступал на него Никос.
— Ты ревнуешь, старик? — спросил в лоб мальчишка.
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, Ари. Она не из тех сельских девушек, с которыми ты встречаешься на танцах. Она уже побывала замужем и понятия не имеет, что такое верность. А еще она богатая и капризная. А ты, мой мальчик, слишком прост для нее.
— Я знаю, что она была замужем за принцем. И что из того? Он был ей не пара. Вот они и развелись.
— А ты, значит, будешь ей пара? Как же! — терял терпение Никос.
— Я спросил ее про бывшего мужа. Она сказала, что они были друзьями, но он захотел быть снова свободным. Она сказала, что их брак был ошибкой и он попросил ее о разводе.
— Он попросил? Что-то я в этом сомневаюсь! — саркастически проронил Никос.
— Вот ты ко всем так недоверчиво относишься, дядя, — упрекнул племянник. — А между прочим она к тебе относится очень хорошо. Она даже сказала мне по секрету...
— Если тебе что-то сказали по секрету, — оборвал его Никос, — не следует об этом тут же всех оповещать.
— Она сказала, — упорно продолжал Ари, — что больше боится разочаровать тебя, чем осрамиться перед правлением на предстоящем собрании в Нью-Йорке.
— Ты мне мешаешь, Ари. Иди и помоги ей с ужином, если решил остаться.
— Я пойду в душ, — сказала Никосу Трейси, когда Ари уехал в город после ужина.
Никос принялся рассматривать пакеты с семенами горчицы, которые он приобрел для возделывания. Он сожалел, что запаздывает с посадкой, а поле еще и не вспахано. Он также обдумывал слова Ари, которые запали ему в память.
— У тебя замечательный племянник, Никос, — сообщила Трейси, появившись из душа. — Хороший мальчик, отлично готовит.
— Его отец — владелец той гостиницы, возле которой мы его встретили, — приоткрыл завесу тайны Никос. — В гостинице он незаменим, помогает даже на кухне, если в этом возникает необходимость. В их семье словно дали зарок: все, что угодно, лишь бы не фермерство.
— Их право, — отозвалась Трейси.
— Если ты освободила ванную, я пойду в душ.
Он быстро прошел мимо нее, и Трейси ощутила его недовольство.
— Никос... — окликнула его Трейси: она хотела знать, что не так...
— Давай ляжем сегодня спать без всех этих разговоров. Хорошо? — оборвал он ее.
— Нет, постой, — остановила его Трейси. — Я должна вернуться в Нью-Йорк, понимая, что именно происходило здесь, на ферме. И как мне с тобой быть, если я вдруг повстречаю тебя где-нибудь в Африке, Южной Америке или в Европе. Кто мы друг другу, Никос? Ты просто вынужден возиться с проблемной дочерью покойной Дианы Коннер, которую ты очень ценил?
— Не понимаю, о чем ты, Трейси.
— Я говорю о том, что тот день, когда ты взял на руки моего Самсона, я не забуду никогда... И сдается мне, что и ты его навечно запомнил.
— У меня хорошая память, Трейси. Я помню многое, не только день нашей встречи.
— А для меня это был особенный день, день, в который у меня появился друг. До этого и после у меня друзей не было, кроме Карла. Ты тогда стал заниматься с моей собакой вопреки недовольству деда, и я поняла, что ты друг, поэтому и обратилась к тебе за помощью. Как к другу. Неужели я была не права?
— Мне трудно тебе ответить.
— Теперь ты кажешься мне другим, Никос. Не похожим на того бога Солнца, которого мне рисовал дед.
— Мне очень жаль тебя разочаровывать, Трейси. Твой дед придумал меня. Ему так захотелось. Вероятно, даже циник вроде него нуждается в эталоне, в примере для подражания. Человек, про которого он тебе рассказывал, никогда и не существовал. Этот Гелиос был лишь в его воображении. Настоящий Никос Лазаридис — не более чем труженик, который постепенно и тяжело шел к своему успеху. А теперь я очень устал и просто хочу жить так, как мне нравится. Я не стану притворяться ради того, чтобы у тебя сохранились твои детские представления. Ты уже не маленькая девочка и можешь сделать над собой усилие, чтобы понять другого человека. Тебе нужна моя помощь в том деле, в каком я больше не хочу принимать участия. Интриги, склоки богатых и пресыщенных, фондовые игры — это именно то, от чего я стремлюсь уйти. Я могу преподать тебе лишь урок того, как можно начинать великое дело с нуля. Это я умею. А теперь решай сама, нужно тебе это или нет...
— Мне кажется, работа на этой ферме может оказаться забавной, — несмело предположила Трейси. — Это как в летнем лагере. Спать в общей комнате, разговаривать в темноте о том, о чем стесняешься сказать при свете. У меня никогда не было ни брата, ни сестры, да и в летних лагерях не приходилось бывать. Дед не позволял даже приводить домой одноклассников...
— О чем ты говоришь, Трейси? — возмутился Никос.
— Да, я понимаю, что я уже не ребенок, но в детстве я так тосковала по дружеским отношениям, а дед пресекал всякое мое побуждение общаться с кем-либо доверительно.
— Но неужели у тебя вообще не было друзей, когда был жив твой отец?
— Конечно, с отцом мы были дружны, но это же не то. Мы жили в доме деда все вместе. Отец прилагал неимоверные усилия, чтобы смягчать все возникающие конфликты. А потом его не стало, и все затаившиеся разногласия вышли наружу. Дед срывался и кричал на меня, как не мог кричать на моего отца; должно быть, его провоцировала моя внешняя схожесть с папой. А я была подростком и не желала все сносить, иногда даже лезла на рожон...
— И, наверное, очень обрадовалась, когда появилась возможность уехать из дому, — дерзко намекнул Никос.
— Мои отношения с Карлом никого не касаются.
— Значит, были отношения?
— Да.
— Тогда почему он ушел от тебя? Это ведь он ушел, верно?
— Да. Карл попросил у меня развод.
— Но вот этого я не понимаю. Ты вышла за него в восемнадцать, у вас были хорошие отношения, и после семи лет брака он попросил у тебя развод. Должно быть, тебя это очень огорчило, Трейси.
— Огорчило?
— А разве нет?
— Никос, ты вынуждаешь меня выдать чужой секрет, но я не стану этого делать. Скажу лишь, что в моей близости с Карлом не было любви, впрочем, даже это признание не сможет объяснить природу наших с ним отношений. А ты, Никос, помнишь тот день, когда ты приехал к нам по очередному приглашению дедушки? Ты тогда привез Самсону подарок.
— Помню. Я купил ему поводок, чтобы он больше не убегал от тебя.
— Да. Ты не мог знать, что за две недели до этого он, бедняжка, умер. Мне тогда было столько же лет, сколько Ари теперь. Я нашла Самсона мертвым на дорожке парка. А потом я совершенно случайно услышала, как два садовника разговаривали между собой. Один предположил, что это дед отравил Самсона: он рассказывал другому, что видел, как дед подозвал к себе собаку, когда та бегала по лужайкам, и угостил ее чем-то, чего прежде никогда не делал. В тот же день Самсон умер. Как я могла спокойно оставаться жить с таким человеком под одной крышей, Никос? Самсона подарил мне отец незадолго до смерти. Я хотела похоронить Самсона в саду, но садовники не позволили мне этого сделать. Они выполняли распоряжение деда; они забрали у меня труп Самсона, и я не знаю, что с ним сделали.