Трейси не сразу перезвонила Карлу. Она обдумывала свой разговор с человеком, которого прежде считала совершенством. То ли благодаря субъективному мнению его родственников, то ли из-за его промахов в обращении с ней Трейси постепенно меняла свое отношение к Никосу. Но ей было больно, и боль эта была тем сильна, что день ото дня она все больше привязывалась к нему.
— Карл, ну что там у тебя? — усталым и несколько безразличным тоном обратилась Трейси к бывшему мужу.
— Когда ты сможешь приехать, Трейси?
— Постараюсь на днях. Возможно, даже завтра.
— Трейси, я действительно могу на тебя рассчитывать?
— Даже не сомневайся, Карл.
— Вот и хорошо. Потому что ты даже представить не можешь, в каком я сейчас состоянии.
— Карл, ложись спать. Завтра утром ты проснешься и будешь смеяться над своими нынешними переживаниями.
— Тебе легко говорить, ледышка.
— Уже нет.
— Влюбилась? — вспыхнул Карл.
— Не телефонный разговор, — пресекла его любопытство Трейси. — Спокойной ночи.
— Ну, я буду ждать тебя, — взбодрившись, попрощался с ней Карл.
Став женой Карла фон Акселя, Трейси ни на секунду не пожалела о своем решении. Переехав к нему в Европу, она поселилась в большом радушном доме, завязала теплые отношения со всей его многочисленной родней. Но в тот период юношеского эгоизма она не могла по-настоящему оценить всего, о чем позже пожалела. Впрочем, отношения с Карлом складывались прекрасно. Будучи верными друзьями, они старались не влезать без надобности в личную жизнь друг друга. Именно с Карлом она училась тем доверительным отношениям, которые были немыслимы в доме ее деда, несмотря на все старания ее матери.
Настало утро перемен для Трейси. Прохладный душ, чистая простая одежда, легкий фруктовый завтрак на балконе с видом на центральную улицу тихого городка — все ее радовало.
Проснувшись, Трейси сразу же забронировала авиабилет до Швейцарии. Трейси была уверена, что поступает правильно. Благоговея перед Никосом, она все же не могла допустить демонстративного пренебрежения ее чувствами. Она не стала дожидаться, когда Никос соизволит приехать в город и поговорить с ней. Кроме того, состоявшийся накануне разговор с Карлом и время удобного для Трейси рейса в Швейцарию требовали закончить все дела в Греции незамедлительно. Трейси отправилась на ферму.
Она надеялась, что кроме Никоса там будет и Элиас, что упростит прощание. Но, добравшись до дома, она не заметила трактора Элиаса.
Трейси постучалась в дверь старого дома. Никто не отозвался и не открыл. Она попыталась открыть сама, но дверь оказалась запертой. Предположив, что Никос в ванной и не может ее слышать, она обошла дом и зашла с заднего входа. Прошла на кухню, затем в жилую комнату, в которой никого не застала, и, вернувшись на кухню, достала из холодильника яйца, масло и бекон. А затем принялась готовить завтрак на двоих.
Обернувшись на звук, Трейси обомлела. Она ожидала, что увидит Никоса после душа, однако не предполагала, что вид обнаженного влажного тела подействует на нее так сильно.
Яйцо, которое она намеревалась расколоть над сковородкой, выпало из ее рук на пол. Никос стоял напротив нее в дверях кухни и неспешно вытирался небольшим полотенцем. Лишь завершив эту процедуру, он обернул полотенце вокруг обнаженных бедер и спокойно поприветствовал ее:
— Здравствуй, Трейси.
— Здравствуй, — шепнула она.
— Я не знал, что ты здесь.
— Я это поняла.
— Как ты сюда добралась?
— Я арендовала машину.
— Понятно.
Она склонилась над разбившимся яйцом и тщательно вытерла пол бумажными салфетками. Она старалась не поднимать голову, пока не почувствовала, что румянец смущения сошел с ее щек. Никос продолжал стоять на прежнем месте. Когда Трейси решилась поднять глаза на Никоса, он изрек:
— Ари был прав. Эти глаза бездонны, как южные моря. Но я предпочитал не заплывать за буйки.
— Никос... — начала Трейси после паузы, когда вымыла руки.
Вероятно, Никос не был настроен на разговоры. Он обнял Трейси, прижал к груди, заглянул ей в глаза. Она не находила объяснения его поведению. Не понимала, что происходит, и лишь зачарованно смотрела на его сосредоточенное лицо.
А потом она почувствовала прикосновение его губ. Первое же мгновение поцелуя спутало сознание молодой женщины. Она не могла поверить, что столь желанный миг настал, что свершается то, чего она жаждала столько лет. За первым поцелуем последовал другой, глубокий и будоражащий, а затем третий, жадный и страстный. Она обхватила руками его сильную шею, коснулась губами его уха и торопливо зашептала:
— О боже! Как же долго я мечтала об этом, любимый мой Никос.
— Я догадывался, — сухо заметил Никос и заглушил другие ее признания новым поцелуем.
А затем подхватил ее, и она вздрогнула, ощутив его руку под своими коленями. Он понес ее в комнату, которая служила им спальней.
Трейси теперь радовало то, что постель так узка... Она не смогла удержать возглас вырвавшийся из глубины ее существа.
— Я сделал тебе больно? — отстранился от нее Никос.
— Больно? Нет, Никос. Мне хорошо, — проговорила Трейси. — Мне так хорошо! — Помолчав, она добавила: — Но с момента нашей встречи на яхте ты почему-то внушил себе, что я стремлюсь за тебя замуж. — Она не жалела о признаниях и поцелуях, о своей податливости. Она лишь пыталась донести до него всю правду своей любви. — Ты ошибаешься, Никос. Я не Трейси Лоретто, которая очередным браком рассчитывает решить накопившиеся проблемы. Я Трейси Коннер. Я приехала в твой дом этим утром, чтобы проститься. Я не стану понуждать тебя в чувствах. И если не может быть взаимности, то мне не следует оставаться рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты знал это, Никос. Я никогда ни о ком не мечтала, кроме как о тебе. Всякий раз, когда ты приезжал к нам в гости, я боялась признаться самой себе, что желаю такой близости. Но теперь, став взрослой и многое испытав, я откроюсь: я хочу стать твоей, Никос. Хочу, чтобы ты любил меня так, как мужчина любит женщину...
— Ну а что Карл, с которым ты по-прежнему близка?
— Карл мне друг. Сейчас ему тяжело, и я тревожусь за него. Но я не хочу обсуждать мои отношения с Карлом ни с кем, даже с тобой. Лучше я приготовлю завтрак. Я голодна.
Трейси высвободилась из объятий Никоса и пошла на кухню, оставив своего полубога в недоумении. Никос удивлялся ее смелости, ее признаниям. Цинизмом было бы заподозрить Трейси в игре. Но сам он, волевой и опытный мужчина тридцати восьми лет, сам он не отважился бы на такие откровения, даже если бы полюбил женщину больше жизни. Открытость Трейси напугала Никоса. Хотелось перечеркнуть последние несколько минут. Он еще не решался пойти на кухню, когда она крикнула: