Мрачно взглянув на Анжелику, он пробормотал сквозь свои острые, как у хорька, зубы:
— Мы сами позволили этим двум сумасшедшим вертеть нами по своему усмотрению… Влипнуть в такую историю.., с одиннадцатью детьми!
Протестанты пришли в полное уныние, и даже дети, напуганные недавними событиями и знакомством с краснокожими, вели себя очень смирно, не спуская глаз с озабоченных, грустных лиц своих родителей.
Легкое покачивание корабля на якоре, полная тишина в белесом тумане, который продолжал держать «Голдсборо» в своем плену, недавние испытания штормом и мятежом создавали ощущение какого-то полусна. Всю ночь Абигель преследовали кошмарные видения, нагнеталось чувство страха, которое и разбудило ее. Вскочив с учащенно бьющимся сердцем, она сразу же побежала к Анжелике.
Анжелика же практически не смыкала глаз. От мыслей о Жоффрее де Пейраке ее все чаще отвлекали мысли о пленниках; она сознавала свою ответственность за их судьбу. Погруженная в тяжелые размышления, она перестала реагировать на враждебность ларошельцев. Пусть они больше не опора ей: все равно она останется с ними, чтобы защитить их. Наклонившись к бледному личику Лорье, она плотнее укутала ребенка и попыталась успокоить. Но ни он, ни Северина, ни Мартиал не отвечали на ее внимание. Дети страдали больше всех от неразрешимых конфликтов взрослых.
— Когда я спасала их от королевских застенков, могла ли я думать, что здесь, на краю света, они могут осиротеть вдвойне… Нет, это невозможно!..
Появление Абигель придало ее опасениям большую определенность. Анжелика встала и аккуратно расправила платье. Кризис приближался. Надо встретить его в полной готовности, чтобы преодолеть настроение безнадежности.
Позади Абигель стояли другие женщины, жены Бреажа, Ле Галля, простых матросов. Все они были очень встревожены, но несколько робели в присутствии таких знатных ларошельских дам, как госпожи Мерсело и Маниго с дочерьми, которые с самым решительным видом окружили Анжелику. Никто пока ничего не сказал, но в напряженном взгляде каждой из них стоял тот же вопрос, который задала Абигель:
— Как он поступит с ними?
— Почему вы так переживаете? — тихо спросила Анжелика Абигель, чье поведение заинтриговало ее. — Слава Богу, ваш отец и кузен проявили осмотрительность и не поддержали осужденные ими действия. С ними не произойдет ничего плохого…
— А Габриэль Берн! — душераздирающим голосом воскликнула девушка. — Госпожа Анжелика, неужели вас не волнует его участь? Неужели вы забыли, что он приютил вас в своем доме, что только из-за вас…
Ее глаза смотрели на Анжелику почти с ненавистью. Черты тихой кротости вдруг исчезли с лица девушки. И тут Анжелика поняла.
— Абигель, так вы полюбили его?
Взволнованная девушка спрятала лицо в ладонях.
— Да, я люблю его! Уже столько лет… Я не хочу, чтобы он погиб, лучше разлука, чем это.
«Как я глупа, — подумала Анжелика, — ведь она была мне подругой, а я и не замечала, что у нее на сердце. Вот Жоффрей понял все в первый же вечер, когда увидел Абигель на „Голдсборо“. Он прочел в ее глазах, что она влюблена в мэтра Берна».
Абигель подняла залитое слезами лицо. Ужасное предчувствие взяло верх над присущей ей скромностью.
— Госпожа Анжелика, умоляю вас, заступитесь, чтобы его пощадили… О Господи, я не переживу… Вы слышите эти шаги, эти удары молотка наверху? Я уверена, они готовят виселицу для него. Ах! Я покончу с собой, если он умрет.
И тут обе невольно вспомнили, как в такой же предрассветный час они с ужасом увидели качающееся на рее тело мавра Абдуллы. В то утро они воочию убедились в том, что хозяин «Голдсборо» умеет вершить суд быстро и необратимо.
— Все это плоды вашей фантазии, Абигель, — сказала наконец Анжелика, призвав на помощь все свое самообладание. — Не может быть и речи о том, чтобы его повесили… Вспомните, фок-мачта сломалась во время бури.
— Да, но на «Голдсборо» осталось много мачт и рей для наших мужей! — в исступлении вскричала мадам Маниго. — Это вы, презренная, увлекли нас с собой и продали своему любовнику и сообщнику на нашу погибель… Я никогда не доверяла вам!
С пылающим лицом она шагнула вперед и уже занесла руку, но властный взгляд Анжелики заставил ее остановиться.
С тех пор, как Анжелика появилась перед протестантами в новом платье, с падающими на плечи волосами, к их обиде примешивалась известная доля почтения. Благородство ее жестов и языка бросалось в глаза.
Спесивая бюргерша вдруг склонилась перед знатной дамой. Мадам Мерсело схватила ее за руку и отвела чуть назад.
— Успокойтесь, моя родная, — сказала она, отводя ее назад. — Не забывайте, что она может еще что-то сделать, чтобы вызволить нас! Ведь мы наделали столько глупостей, поверьте мне…
В глазах Анжелики появилась жесткость.
— Это правда, — резко сказала она. — По какому праву вы всегда стараетесь свалить на других вину за свои ошибки? Ведь вы чувствовали, мадам Маниго, что Рескатор заслуживает доверия, но вы не смогли удержать ваших мужей от безрассудных действий во имя целей и интересов, не более благовидных, чем те, которыми руководствуются столь презираемые вами пираты. Да, это правда, я была рядом с капитаном, когда они захватили его.
Они грозили ему смертью, они убили у него на глазах несколько его товарищей… Какой мужчина может забыть такие оскорбления, тем более он? Вы это знаете, и потому так напуганы.
Анжелика дрожала от возмущения. Смотря на нее и слушая ее слова, женщины остро ощутили всю глубину трагедии. Теперь госпожа Маниго смиренно повторила самый тяжелый вопрос:
— Что он собирается с ними сделать?
Анжелика опустила глаза. В обманчивой атмосфере мира, наступившего после ликвидации мятежа, она всю ночь сама задавала себе этот вопрос.
И вдруг госпожа Маниго тяжело упала на колени. Все женщины в едином порыве последовали ее примеру.
— Госпожа Анжелика, спасите наших мужей!
Со всех сторон к ней тянулись умоляюще сложенные руки.
— Только вы можете это сделать, — с жаром взывала Абигель. — Вы одна знаете его сердце и найдете слова, которые помогут ему забыть обиду.
Анжелика побледнела.
— Вы ошибаетесь, у меня нет власти над ним, и сердце его непоколебимо.
Женщины стали цепляться за ее платье.
— Только вы можете помочь!
— Вы можете все!
— Госпожа Анжелика, пожалейте наших детей!
— Не отступайтесь от нас! Пойдите к пирату…
Она яростно тряхнула головой.
— Вы не понимаете. Я не могу ничего! Ах, если бы вы знали! Его сердце из металла, его ничем не пронять.
— Но ради вас, ради своей страсти к вам он должен уступить.
— Увы, никакой страсти ко мне у него нет.