— Прекратите, Люк. — Она возбужденно дышала, голос стал хриплым. — Ради Бога, мы же взрослые люди.
— Ммм, — он мычал от удовольствия, заключив ее в свои объятия и прижимая к себе. — Взрослые, и пользуемся взаимностью. Это прекрасно. Я буду целовать вас, Андреа Мейерс, и, если на небесах есть Бог, вы тоже меня поцелуете. Вы будете целовать меня, потому что вы этого хотите. И не можете с этим бороться.
— Вы еще пожал... — Она не смогла закончить: он зажал ей рот поцелуем, и вместо слов раздался стон. Все было как в первый раз, с той лишь разницей, что сейчас никто за ними не наблюдал, никто не крикнул бы: «Назад, в камеру!» Никто и ничто не мешало девушке, она уже чувствовала, как волна наслаждения подхватила ее и понесла, и вот она уже страстно целует его, забыв все на свете.
— Бог услышал мои молитвы, — прохрипел Лукас, блуждая губами по ее лицу.
Их тела слились так гармонично, что ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы от него оторваться. Было неимоверно трудно утихомирить страсть, которую он в ней разжег.
— Не отпущу, — бормотал Лукас, но она уже вырвалась из его объятий и убежала в гостиную, где попыталась собраться с мыслями. Стоя к нему спиной, Андреа сказала твердо и решительно:
— Теперь, когда вам стало легче, пожалуйста, уходите. Я хочу остаться одна.
— Как мало вы знаете мужчин! Вы меня только раззадорили.
— А вы ничего не знаете о женщинах. — Она обернулась к нему, сжимая кулачки. — Набрасываетесь на первую встречную после шести месяцев воздержания и... — голос ее прервался от гнева.
— Я согласен, что обстановка в этой кладовке возбуждает, там можно потерять голову. Но — давайте разберемся. Что мы в ней делали? Только целовались. Я же вас не насиловал — согласны? Все было взаимно.
Он подошел вплотную и снова зажал ей рот поцелуем; это был поцелуй полновластного хозяина.
— Когда я захочу наброситься, вы это почувствуете. Потому что захотите того же самого.
— Ваши фантазии принесут вам одни неприятности, — сказала она ледяным тоном.
— А я и так весь в неприятностях. И все из-за вас. — Он говорил низким, мягким голосом, в котором снова таилась опасность. — Вспомните, что это вы вступили во владения дьявола, приехав в Ред Блаф. Вся наша история — на вашей совести. Я не желаю вам «спокойной ночи», потому что она будет беспокойной: мы оба не скоро заснем. До свидания.
Вечером в следующую пятницу Андреа выскочила из своего кабинетика при церкви, неся большой сверток, обернутый в яркую, нарядную бумагу.
Ее догнала Дорис, тоже уходившая с работы:
— Ты что, опять бежишь в больницу? Уже пятый раз за эту неделю!
— Сегодня утром Мэри Дрискол родила девочку. Если я не поздравлю ее сейчас — завтра никак не смогу из-за этой поездки за город с подростками.
— Да пусть отец Пол играет с ними в кегли! Тебе же нужен выходной, — воскликнула Дорис.
— Не могу я отдыхать сейчас, — ответила Андреа.
По совести говоря, она не позволяла себе отдыхать, боясь, что Лукас Гастингс нагрянет к ней домой. После того, что произошло неделю назад, она дала себе клятву не оставаться с ним наедине ни под каким видом. Для этого ей пришлось дела, рассчитанные на две недели, провернуть в одну, что практически не оставляло ей свободного времени.
Ей не удавалось не видеть Гастингса совсем: она хотела играть в волейбол. Но взяла себе за правило уходить на десять-пятнадцать минут раньше остальных, чтобы он не мог задержать ее, завести какой-то личный разговор или затеять что-нибудь похуже.
Однако время шло, и ее опасения, что он опорочит ее в глазах других, не оправдались. Его поведение на волейбольной площадке было безупречным — полная противоположность тому, что происходило наедине. Он, несомненно, был спортсменом, дети от него в восторге, и Андреа тоже. Она изо всех сил старалась не подавать виду, но было трудно, почти невозможно оставаться к нему равнодушной.
Бог наделил Лукаса многими способностями; кроме того, в нем жил дух соревнования, и этим он заразил всю команду. Он смог убедить ребят в том, что они обязательно получат награду, присуждаемую на межприходских соревнованиях, если будут аккуратно ходить на тренировки, подчиняться его инструкциям и сохранят хорошую форму.
К следующему воскресенью Андреа поверила, что Лукас безопасен. Он ни разу не намекнул на то, что между ними произошло, и не вышел за рамки дозволенного. Он даже не просил встречи через Дорис — к чему легко мог бы прибегнуть. Андреа представления не имела о том, как он проводит дни или часы, свободные от тренировок, и пыталась себя убедить, что не хочет этого знать.
Разумеется, она лгала себе. Ее сжигало любопытство, ее интересовали все мелочи, заполняющие его жизнь. Особенно ее интриговали женщины. Мужчина с такой внешностью, как у Гастингса, исполненный чисто мужских достоинств, мог выбрать себе любую красотку. Откуда я знаю, думала Андреа, может, он каждую ночь спит с другой?
Когда он заявил о своем намерении быть активным членом церковной общины, он явно не лгал. Он хотел быть рядом с ней. Ведь она сама бросилась к нему в объятия, а он поступил как нормальный мужчина, то есть воспользовался случаем. Да и отец Пол расценил это так же.
Теперь казалось, что он к ней поостыл, а работа тренера явно ему нравилась: у него были для нее способности; не оправдались подозрения Анди в том, что она была лишь предлогом. Впрочем, может быть, он доведет команду до матча и начнет искать другое занятие? А ее жизнь потечет по старому руслу. Но в том-то и была проблема, что теперь Андреа не представляла себе дальнейшей жизни без Гастингса. Каким-то образом он ухитрился завладеть ее вниманием еще на суде, а теперь он рядом и с каждым днем проникает к ней в душу все больше и больше, овладевая ее мыслями и чувствами. Если я не смогу держать себя в руках, думала она, я стану его рабой.
В субботу — в день поездки за город — Андреа подъехала к парковочной площадке у церкви и увидела четырех мальчишек, явно дожидавшихся ее; это были Ричи, Дуэйн, Кейси и Мэт. Они отделились от остальных подростков, сидящих на церковных ступеньках, и побежали к машине.
Андреа любила этот «квартет», но питала особую слабость к Мэту, который жил с пьющей матерью и с раннего детства пытался с ней справиться. Когда он хотел поговорить по душам, Андреа никогда ему не отказывала. А иногда он и спал у нее на кушетке, если дома была невыносимая обстановка. Они стали близкими друзьями.
Мэт сел на переднее сиденье рядом с ней (остальные уселись сзади) и сказал:
— Мы уж думали, что вы не появитесь.
Андреа притворно нахмурилась:
— Я когда-нибудь вас подводила?
— Не знаю, — ответил Мэт. — Надо подумать.
— А кто везет остальных ребят? — спросила она.
— Миллеры уже взяли одну группу, а отец Ейтс берет всех остальных. Он как раз запирает церковь. Поехали, мы же опаздываем!