— Это не я жестока, — возразила Фернанда с легкой улыбкой. — Жестока ваша судьба: вам не повезло, родились с этим приспособлением. Полагаю, вы, как и все мужчины, в своем глупом тщеславии цените его очень высоко. Но это означает, что ваше желание потрогать мою игрушечку никогда не исполнится.
Все с той же тонкой улыбкой она сжала обеими руками окутанное темно-красным шелком «приспособление».
— Но я трогал ее у моей дорогой малышки Сюзетты, — сказал он в отместку. — Трогал и целовал до тех пор, пока она, изнывая от наслаждения, не начинала умолять меня войти в нее и разорвать надвое.
— Насильник! — вскричала Фернанда. Ее лицо побелело и исказилось гневом. — Вы говорите о ней, как бессердечный варвар. Довольно! Вы пытаетесь сбить меня с толку какими-то условиями, при которых вы якобы готовы оставить ее в покое, — так что это за условия?
— Любовное соревнование между нами, в котором Сюзетта станет наградой победителю, — Арман попытался придать своим словам твердость и уверенность. — Мы оба одновременно будем ласкать ее, целовать и гладить — каждый по-своему, не мешая другому.
— Странное и нелепое предложение!
— Вдвоем мы очень скоро доведем ее до такого возбуждения, что она обратится к одному из нас с мольбой о последнем милосердии. Тогда посмотрим, что она предпочтет иметь у себя между ног — ваш язык или мою мужественность, — чтобы достичь вершины наслаждения. Если Сюзетта обратится к вам — значит, она ваша, и я больше никогда с ней не увижусь. Если же ко мне…
— И что тогда? Вы воображаете, что я смирюсь, если Сюзетта перейдет к вам, и я ее больше не увижу? Вы еще самонадеянней, чем я думала!
— Поживем — увидим, — Арман на самом деле вовсе не горел желанием поселить Сю-зетту — как, впрочем, и любую другую женщину — в своей квартире. — Принимаете мои условия?
— Разумеется, нет!
— Вы много месяцев были ее любовницей и покровительницей — и настолько не уверены в ее чувствах к вам? Признайтесь, сударыня: она живет с вами не ради вас самой, а ради комфорта, который вряд ли могла бы обеспечить себе сама. Если бы мой простофиля кузен Пьер-Луи догадался предложить ей квартиру и щедрое содержание — как знать, может быть, вы потеряли бы ее еще раньше!
— Какая чепуха! Ваши слова лишь подтверждают то, о чем я уже говорила: как и все мужчины, которых я знала, вы воображаете, что нелепый отросток между ног делает вас хозяином жизни и властелином женщин. Поверьте, это жалкий самообман! Сюзетта может развлекаться с мужчинами, но любит она только меня и никогда не покинет — ни ради вашего грубияна кузена; ни ради вас, хоть вы и воображаете, что вы лучше его.
— И все же вы боитесь принять мои условия — так кто же из нас двоих больше склонен к самообману?
— Боюсь? Я? — воскликнула Фернанда, высоко подняв тонкие черные брови. — Вы себе слишком льстите, сударь.
— Значит, принимаете?
— Но это же смешно! Я видела все, что вы можете предложить, — протянув руку, Фернанда сжала в пальцах обернутый шелком столбик.
— Тогда вы знаете, что я буду достойным противником в борьбе за чувства Сюзетты, — сказал он, не желая больше изображать благоговейный трепет.
— Достойным? Никогда! Вам нечего предложить Сюзетте, кроме нескольких сантиметров раздувшейся плоти. Вы, надеюсь, не вообразили, что на меня произвело впечатление ваше орудие, не говоря уже о возбуждении?
Между тем унизанные кольцами руки растирали сквозь шелковую ткань предмет этих словопрений…
— У меня есть ключ, подходящий к ее замку, — прошептал Арман, чувствуя, как от движений ее рук волны удовольствия перекатываются по животу, — а вы можете ей предложить лишь еще одну замочную скважину.
— Нет ничего проще, чем доставить вам эту маленькую радость, — Фернанда не обратила внимания на его обидные слова, — но есть ли в этом смысл? Мужчины ненасытны в своих желаниях — не более четверти часа назад вы уже испортили мой совсем свежий платочек. Женщина, однажды поддавшаяся по глупости мужчине, вскоре обнаруживает, что она всего лишь рабыня и останется ею, пока не надоест своему тирану.
— Вы же мне не поддались, — вздохнул Арман, наслаждаясь. — Ваша уловка с носовым платком доказывает вашу неспособность испытывать подлинную страсть.
— Ха! Мы раз и навсегда решим эту дурацкую проблему, на условиях, которые вы предлагаете, и у вас не останется ни тени сомнения, что без вас обойтись очень просто!
— Когда же мы этим займемся? — устало спросил Арман. — Позволю себе напомнить вам, что сегодня вечером нас с Сюзеттой не будет — разве что вы захотите присоединиться к нам в постели, когда мы вернемся с танцев. Скажем, около двух ночи?
— Не смешите меня.
— Так когда же мы уладим наши разногласия? — Арман тяжело дышал, не в силах отвести взгляд от красных трусиков, через которые его гладила Фернанда.
— Немедленно. Согласны?
— Где же? Позвоним Сюзетте и вызовем ее сюда?
— Об этом не может быть речи! — рука Фернанды внезапно застыла. — Поедем ко мне. Согласны?
Грациозно откинувшись назад, она расстегнула гагатовые пуговицы жакета. Расстегнула лифчик на спине и под завороженным взглядом Армана обнажила небольшие продолговатые груди.
— К вам, — мечтательно согласился он. — Очень хорошо. Благодаря вам я нахожусь в высокой степени готовности. Едемте сейчас же.
— Разумеется, но нам следует договориться об условиях этой нелепейшей дуэли, здесь нужна полная определенность. Когда вы проиграете — в чем не может быть никаких сомнений, — будет крайне неприятно, если вы от ярости разразитесь слезами и будете кричать, что вас обманули.
— Да, в любом случае давайте согласуем все вопросы, — пробормотал он, вздрагивая соблазненной частью тела. — Пункт первый: любой из нас имеет свободный доступ ко всем частям тела Сюзетты. Пункт второй: ни один умышленно не препятствует другому в его действиях. Пункт третий: если имеется…
— Здесь есть двусмысленный момент, — задумчиво сказала Фернанда, поглаживая свои белые груди с розовыми сосками. — Ваш пункт второй требует разъяснений. Например: я ласкаю игрушку Сюзетты, а вам в этот момент вздумается запихнуть в нее ваш затвердевший отросток. Сделать это вам помешают мои пальцы — но это не будет считаться умышленным препятствием с моей стороны. Совпадает ли это с вашим пониманием пункта номер два?
— По-видимому, да, вы верно поняли… — бормотал Арман, не в силах набраться решимости и оттолкнуть руку Фернанды. — И наоборот: не считается умышленным препятствием, если вы не сможете приласкать этот персик по той причине, что я уже разломил его надвое и упиваюсь им.
— За меня не беспокойтесь, — на губах Фернанды играла улыбка, а руки делали свое дело, — потому что проиграете вы, а не я. Вам не удастся запихать это в Сюзетту.
— Посмотрим, — вяло ответил Арман, глядя, как она растирает в ладонях темно-красный кокон. — А пока перестаньте делать то, что вы делаете.