– Где он шлялся, ваш тихий прорицатель, пока нас там натуральный упырь обгладывал?
Завитушки резьбы смущенно дрогнули, заметались, будто старались и вовсе удрать. Несмотря на фантастичность зрелища, корчащая причудливые рожи спинка качелей была неуловимо похожа на вороватую физиономию приставленного к погребам мужика, когда мама́ допытывала его относительно невесть куда сгинувшего годового запаса столовых вин.
– Как выглядит ваш… поводырь, когда он не оглобля, не скамейка и не качели? – неожиданно для самой себя спросила графиня.
– Ведущий, – поправила ее панна Ирина. – Тоже прикольно выглядит, растягивается, как жвачка…
– Что такое жвачка? – поинтересовалась панна Татьяна.
– Жвачка – это… – панна Хортица беспомощно замолчала. – Потом объясню. Или сама вспомнишь. А у ведущего просто руки-ноги длиннющие и тянутся во все стороны.
– Так это он и есть – упырь-прорицатель. С описанием совпадает, – заключила Татьяна.
Панна Хортица подозрительно поглядела на меняющуюся резьбу качелей. Та складывалась то в умильно-заискивающую рожицу, то, наоборот, пыталась принять надменно-неприступный вид и наконец сдалась, покорно растекаясь деревянными завитками:
– Ну да, да! Я и есть упырь-прорицатель! А это, между прочим, была для меня единственная возможность обойти заклятье и рассказать вам об остальных турах квеста! Напророчить! А вы в этого кровопийцу впились, как будто сами из таких! А я вам, между прочим, намекал, что вы не с тем упырем имеете дело! Я вам… я вам подмигивал!
– Замечательно! Меня сжечь собирались, а я должна следить за вашими подмигиваниями! – возмутилась панна Ирина. – Подвинься! – скомандовала она Татьяне и уселась рядом с ней на доске качелей. Горестно нахохлилась, подперев черноволосую голову кулаком. Она казалась очень несчастной и совершенно замерзшей. Графиня чувствовала, как от ее соседки просто тянет холодом. Скинув с себя шаль, она попыталась набросить ее Ирине на плечи, но та остановила ее.
– Не выдумывай! Совсем не холодно! – она подняла голову, оглядывая осенний сад, затянутое тучами небо, свою рясу из мешковины, и пробормотала: – А чего это мне не холодно? – подумала еще мгновение и пришла к заключению, расстроившему ее еще больше: – Обупыриваюсь. Счастье-то какое до кучи привалило! Слушайте, – она повернулась и принялась ковырять пальцем резьбу качелей. Деревянные завитушки морщились, но покорно терпели. – Если упырь был не тот и предсказание неправильное, как мы в следующий тур перескочили?
– Ну-уу… Видите ли, паненка, магия – весьма условная область, – глаза уловили непонимание на лице панны Ирины. – Условие было – получить предсказание упыря. Упырь был? Был. Предсказал? Предсказал. Значит, формально условие выполнено, нет никаких оснований не пропускать вас в следующий тур.
– Так он нам предсказал, что мы все умрем! Что я сама убью своих друзей!
– Правильно, – согласился ведущий. – Если за оставшиеся тридцать шесть часов из игры не выберетесь, станете упырицей и загрызете своих друзей с полным удовольствием.
Цыганенок сделал вид, что заинтересовался чем-то в глубине аллеи, и на всякий случай отошел подальше. Приложив все усилия, чтобы это выглядело пристойно, панна Татьяна отодвинулась от своей соседки. Хотела и вовсе встать – боязно! – однако всевластное чувство приличия удержало. Панна Ирина, несомненно, поняла бы ее мотивы и оскорбилась.
– Выберетесь – окажетесь в реальном мире, а предсказание останется в игре и не будет иметь к вам никакого отношения, – поскрипывающим в такт качаниям голосом вещали качели.
– Бр-р, – панна Ирина потрясла головой. – Ничего не понимаю. Ладно, Танька… то есть Татьяна Николаевна теперь с нами, как нам из этого тура дальше выбираться?
Графиня взглянула на свою соседку с возмущением. Ужель она и впрямь полагает, что Татьяна бросит свою пусть не счастливую, но привычную и налаженную жизнь и ринется в загадочный мир, где нет государя-императора, дети отправляются в рыцарские квесты, повсюду вампиры, по воздуху летают тюнингованные автомобили и… где живы мама́ и папа́?
– Ничего особенного, – небрежно скрипнули качели.
Выражение лица панны Ирины стало обреченным:
– Все ясно – значит, практически невыполнимо!
– Вам нужно добыть клинок Устима Кармалюка! [6] – торжественно провозгласил ведущий.
– Кого? – в один голос охнули панна Ирина и цыганенок.
– Есть такой местный Робин Гуд, – небрежно пояснила графиня. – Сосед наш, пан Пигловский, отдал его в солдаты, тот бежал, был пойман, бит палками, бежал снова, его опять ловили, сослали в Сибирь, он удрал и оттуда… Ныне со своей шайкой разбойничает на Подолье.
– Грабит богатых, раздает бедным? – поинтересовалась панна Ирина.
– Навряд для разбойника имеет смысл грабить бедных, – сухо ответила графиня. – Папа́ говорил: ежели бы гро́ши доставались Кармалюку тяжким трудом, он не столь бы легко их раздавал.
– А где его найти, этого Кармалюка? – поинтересовалась панна Ирина. – Желательно побыстрее, пока я еще и упырихой не заделалась. Помимо всего прочего.
– Ежели бы все и каждый знали, где его найти, Кармалюк давно б уже сидел в кандалах в Каменецком замке! Умен разбойник, хитер, повсюду у него шпионы. Обычно он сам приходит туда, где есть богатая пожива, и ни панская дворня, ни жандармы, ни государевы солдаты не умеют его остановить, – панна Татьяна вдруг замолчала, озаренная мыслью столь неожиданной, что, подобно панне Ирине и цыганенку, застыла, вполне по-плебейски открыв рот. Лишь невероятное усилие позволило ей согнать с лица неподобающее воспитанной девице выражение. – Сдается мне, я знаю, что может заставить Кармалюка явиться в наше поместье! Только ежели вы думаете, панна Хортица, что я поверила историям про иную жизнь и отправлюсь с вами в глупое рыцарское странствие, так вы изволите ошибаться! Не знаю, из каких глубин времени и пространства вы прибыли, но я барышня современная и в сказки не верю!
– Ладна паненка зро́сла, ладна, nic ne mowię [7] , – оглядывая графиню, будто свинью на ярмарке, процедил крепко сбитый немолодой уж пан, а двое таких же немолодых и крепко сбитых его сотоварищей одобрительно закивали. – Туалет дорогой, небось, по почте выписанный, – одним наметанным взглядом он оценил Татьянин наряд. Его худосочный сыночек, наверняка затянутый в корсет для большей стройности, завистливо вздохнул и стряхнул с рукава своего немилосердно зауженного сюртука невидимую пылинку.