— Эдуард, — прошептала я, — что с тобой? Ты здоров?
Мой муж промолчал. Он просто зарылся лицом в ямку между моим плечом и шеей, будто хотел отгородиться от всего мира теплом моей плоти, и некоторое время лежал так. А потом сказал — настолько тихо, что я едва расслышала:
— Если бы ты знала, любимая, как мне было страшно. Никогда в жизни я так не боялся.
— Но чего? — спросила я.
Вообще говоря, довольно глупо задавать такой вопрос человеку, которому пришлось бежать, спасаясь от смертельной опасности, а потом, находясь в ссылке, собирать войско и возвращаться с ним назад, чтобы сражаться сразу с двумя сильнейшими своими врагами.
Эдуард повернулся и лег на спину, одной рукой по-прежнему крепко прижимая меня к себе. Я тоже прижалась к нему, вытянувшись и чувствуя горячее тело мужа от груди до пальцев ног.
— Когда мне донесли, — продолжал Эдуард, — что Уорик охотится за мной и Георг по-прежнему с ним заодно, я понял: на этот раз Уорик не станет держать меня в плену. На этот раз можно не сомневаться: меня ждет смерть. Раньше мне никогда даже в голову не приходило, что меня могут убить. Но тут я твердо знал: Уорик меня прикончит. И Георг ему это позволит.
— Но тебе же удалось уйти от них!
— Убежать, — усмехнулся Эдуард. — Нет, любимая, это был отнюдь не осторожный отход и не хитрый военный маневр, а самое настоящее бегство. Я бежал в страхе за свою жизнь и все это время — долгое время! — казался себе трусом. Ведь я скрылся и бросил тебя.
— Никакая это не трусость, — заявила я. — И потом, ты же вернулся. Ты собираешься встретиться с врагом лицом к лицу!
— Нет, я убежал и оставил тебя и девочек, и это вам пришлось встретиться с врагом лицом к лицу! — возразил Эдуард. — После такого поступка я не могу себя оправдывать. Я ведь отправился не в Лондон, не следом за тобой. Я даже попытки такой не предпринял — добраться до Лондона и оказать там отчаянное сопротивление. Нет, я бросился в ближайший порт и сел на первое попавшееся судно!
— Любой на твоем месте поступил бы так же. Я никогда ни в чем тебя не винила. — Опершись на локоть, я склонилась над мужем и заглянула ему в глаза. — Ты должен был бежать, чтобы собрать армию, вернуться и спасти нас! И все мы это понимали. Ведь и мой брат, и твой брат Ричард остались с тобой, значит, они тоже сочли твои действия правильными.
— Сложно представить, что они тогда чувствовали, — они тоже бежали быстрее лани, — зато я помню, что чувствовал я. Я был до смерти перепуган, как ребенок, за которым гонится разъяренный бык!
Я молчала, не зная, как его успокоить, чем утешить.
Эдуард вздохнул.
— Видишь ли, мне всю жизнь, чуть ли не с детства, пришлось воевать, защищая свое королевство или свою жизнь. Но за все это время у меня и мысли не возникало, что я тоже могу оказаться в числе проигравших, могу попасть в плен. Что я, наконец, могу просто погибнуть. Странно, не правда ли? Ты, наверное, думаешь, что я был просто глупым мальчишкой. Но ведь даже когда умерли мой отец и мой брат, я и не представлял, что такое вполне может случиться со мной. Что и мою отрубленную голову могут надеть на пику и выставить у городских ворот. Я считал себя совершенно непобедимым, совершенно неуязвимым…
Я молча ждала продолжения, и вскоре оно последовало.
— И вот теперь я понял, что ошибался. Я этого еще никому не говорил. И никому не скажу. Только тебе одной. Но ты должна уяснить, Елизавета: я уже не тот человек, за которого ты выходила замуж. Ты выходила за юнца, не знавшего опасений. Мне тогда казалось, что это и означает быть храбрым. Но храбрым я не был — я был просто везучим. До поры до времени. Теперь же я стал мужчиной, поскольку не только испытал страх, но и бежал от него.
Я уже собиралась напеть ему в утешение какую-нибудь сладкую ложь, но потом решилась на правду.
— Только глупец ничего не боится, — заметила я. — А храбрый человек знает, что такое страх, но все равно скачет вперед, навстречу этому страху, и борется с ним. Тогда тебе действительно пришлось скрываться, но теперь ты вернулся. Ты же не собираешься снова исчезнуть, отказавшись от завтрашнего сражения?
— Господи, конечно нет!
Я улыбнулась.
— Тогда ты и есть тот самый человек, за которого я вышла замуж. Ведь тот человек был некогда храбрым юношей, а теперь стал храбрым мужчиной. Только тот, за кого я выходила замуж, еще не ведал страха, и сына у него еще не было, и любви настоящей он тоже еще не испытывал. Но все это к нему пришло, пришло к нам, и мы стали лучше благодаря этому, а не хуже.
Эдуард с сомнением смотрел на меня.
— Ты действительно так думаешь?
— Именно так я и думаю, — подтвердила я. — Я ведь тоже очень боялась, но больше не боюсь: ведь ты снова здесь, со мной.
Эдуард еще крепче прижал меня к себе.
— Тогда я, пожалуй, немного посплю, — отозвался он, успокоенный моими словами, точно ребенок.
И я нежно обняла мужа, словно он и был моим ребенком, моим маленьким сыном.
Я проснулась утром и с удивлением почувствовала радость — радость от шелковистости своей кожи, от приятного тепла где-то в животе и какого-то общего обновления, начала новой жизни; тут рядом со мной завозился Эдуард, и я поняла, откуда в моей душе это состояние. Я в безопасности, как и он, и мы снова вместе. На своем обнаженном плече я ощущала теплые солнечные лучи, льющиеся в окно. Но уже в следующее мгновение я вспомнила: Эдуард должен уехать! И он, видимо, тоже размышлял об этом, поскольку больше не улыбался, и лицо его показалось мне на редкость мрачным. Это в очередной раз потрясло меня: Эдуард всегда был так уверен в себе.
— Не говори ни слова и не вздумай меня задерживать, — быстро произнес Эдуард, спрыгнув с кровати и натягивая одежду. — Мне и без того невыносимо думать об отъезде. Просто ужасно, что приходится вновь тебя покидать! И ей-богу, если ты станешь меня упрашивать, я дам слабину и останусь. А потому улыбнись мне, милая, пожелай удачи и благослови. Мне это очень нужно. Мне очень нужно, чтобы ты была мужественной.
Я проглотила комок в горле и с некоторым напряжением ответила:
— Мое благословение всегда с тобой. Всегда. Желаю тебе самой большой в мире удачи! — Я старалась казаться бодрой, но голос мой предательски дрожал. — Ты прямо сейчас уедешь?
— Сначала прихвачу с собой в качестве заложника Генриха, которого все еще называют королем. Кстати, я виделся с ним вчера — заглянул в его покои в Тауэре, прежде чем прийти к вам. Он меня узнал. По его словам, Генрих всегда верил: со мной, его кузеном, ему ничто не грозит. Лепетал точно ребенок, бедолага. Судя по всему, он даже не понял, что его снова сделали королем.
— В Англии был и есть только один король! — твердо заявила я. — С тех пор, как ты был коронован.
— Через несколько дней мы с тобой снова увидимся, — пообещал Эдуард. — А теперь мне лучше сразу уйти. Не стану прощаться ни с твоей матерью, ни с девочками. Ну, отпусти же меня!