Спешу известить тебя, что наша королева скончалась. После рождественских праздников она стала быстро сдавать, а потом и вовсе угасла. Легкие у нее всегда были слабые. Умерла она почти в полном одиночестве в тот самый день, когда над замком воцарилась тьма, затмившая полуденное солнце.

Полагаю, тебе будет интересна еще одна новость: Ричард намерен сделать публичное заявление о том, что не имел и не имеет ни малейшего намерения жениться на своей племяннице. Скандальные слухи о его возможном браке с принцессой Елизаветой достигли Севера, и тамошние лорды ясно дали ему понять, что подобное оскорбление памяти королевы — она ведь из их клана — для них совершенно неприемлемо. Но главное заключается в том, что многие аристократы приходят в ужас при одной лишь мысли о возможном возвращении во власть Елизаветы Вудвилл в качестве королевы-матери. Именно они позволили казнить ее брата и ее сына, этого Грея, а ее малолетних сыновей-принцев заперли в Тауэре. Ты, кстати, поступила бы куда мудрее, если б устояла перед соблазном и перестала бранить ее в своих письмах. Ведь если бы тебе удалось убедить Елизавету, что брак ее дочери с Ричардом вполне допустим, впоследствии это могло бы привести к свержению Ричарда с трона! Но ты даже не подумала о такой возможности, как всегда излишне гордясь своим сыном. А я уверен, что именно так все и случилось бы.

Желая продемонстрировать всем, что принцесса Йоркская ему безразлична, король решил поместить ее под опеку одной дамы, славящейся безупречной репутацией особы высоконравственной и богобоязненной. Этим он хочет доказать, что девушка непорочна и отнюдь не влюблена в него как кошка. Хотя всем известно, что он спал с ней, пока жена его чахла и умирала.

Ты, возможно, будешь удивлена, узнав, кого Ричард выбрал на роль этой наперсницы… или дуэньи… или, я бы даже сказал, второй матери принцессы Елизаветы. Его выбор пал на тебя; именно ты, дама поистине безупречная с точки зрения любой морали, лучше других поддержишь и сохранишь добрую репутацию принцессы, раз уж она помолвлена с твоим сыном.

Я даже читать перестала и некоторое время смотрела в пространство, поскольку мне казалось, что я слышу издевательский смех Стэнли и вижу его обычную холодную усмешку. Потом вдруг я и сама улыбнулась, удивляясь тому, как неожиданно опять повернулось колесо фортуны. Значит, теперь я стану опекуншей этой девицы? Дочери той, кого я всю жизнь ненавидела? Впрочем, сама девица тоже была мне ненавистна.

Не далее как через неделю принцесса приедет к тебе и какое-то время поживет у нас в доме. Уверен, вы получите огромное удовольствие от общения друг с другом. Что касается лично меня, то я просто представить себе не могу более неудачного временного пристанища для этой девушки. Не сомневаюсь, впрочем, что твоя вера будет тебе опорой и, конечно, поддержит тебя. У принцессы, бедняжки, выбора не было.

Стэнли

АПРЕЛЬ 1485 ГОДА

Дочитав письмо, я с мрачным видом велела слугам приготовить для гостьи спальню, а своим заранее трепещущим фрейлинам сообщила, что в ближайшие дни к нам прибудет принцесса Йоркская, точнее, леди Элизабет — я намеренно называла ее именно так, не прибавляя ни титула, ни фамилии, поскольку детей королевы Елизаветы объявили бастардами. Фрейлины тут же всполошились; предметом их особой озабоченности стало качество имеющегося у нас постельного белья и особенно кувшина и тазика для умывания, которые следовало поставить в комнате гостьи. Я пользовалась точно такими же, но мои дамы сочли их слишком бедными для столь знатной молодой особы. Я не сдержалась и довольно резко заметила, что эта «знатная молодая особа» полжизни провела в убежище, скрываясь от законно признанного короля, а в остальное время и вовсе пользовалась чужими вещами, на которые не имела ни малейшего права; стало быть, совершенно неважно, будет ли кувшин для умывания в ее комнате достаточно изысканным, а уж мелкие выбоины у него на боках — вообще сущий пустяк.

Впрочем, я сделала над собой усилие и специально позаботилась, чтобы к ней в комнату поместили хорошее распятие — простой, но довольно большой крест, который отвлечет ее от греховных помыслов, — и толстый молитвенник, чтобы она, читая его, думала о своих проступках, совершенных в прошлом, и надеялась на исправление. Не забыла я также повесить там копию нашего фамильного древа и нашей родословной — теперь она собственными глазами убедится, что мой сын по рождению ничуть не ниже, а даже выше ее. Ожидая приезда гостьи, я получила короткую весточку от Джаспера.

Пишу тебе в спешке, поскольку король Франции оказал нам помощь и мы отплываем сразу при попутном ветре. Если сможешь, постарайся холить и лелеять эту Йоркскую принцессу, поскольку Йорки поддержат нас только в том случае, если она будет в наших руках; ну а Ланкастеры и вовсе не торопятся что-либо нам обещать. Молись за нас. Мы выйдем в море, как только переменится ветер.

Дж.

Пробежав глазами эти строки, я сразу бросила бумагу в огонь. От волнения у меня даже дыхание перехватило. И тут раздался громкий топот конских копыт. Судя по всему, всадников скакало не меньше пятидесяти. Я посмотрела в окно в большом зале и увидела штандарт своего мужа Стэнли, людей с его гербом на одежде и его самого верхом на огромном жеребце. Рядом с ним на крупном гнедом коне-тяжеловозе, вычищенном до блеска, ехал капитан королевской стражи, а позади него на седельной подушке сидела боком молодая женщина в амазонке из алого бархата и улыбалась так, словно ей принадлежала половина Англии.

При виде этого алого наряда я зашипела, как разъяренная кошка, и поспешно отступила от окна, опасаясь, что принцесса заметит за стеклом мое бледное от гнева лицо; к тому же она с таким видом изучала мой дом — то задирая голову, то низко опуская ее, — словно прикидывала, не купить ли его. Но более всего меня потрясло именно ее ярко-красное платье. Я даже лица ее толком не разглядела, лишь светлые локоны, засунутые под такую же алую бархатную шапочку. Этот цвет затмил для меня все; содрогаясь от раздражения, я не сразу заметила, с какой улыбкой смотрит на эту девушку мой муж, помогая ей спешиться, — такой улыбки я никогда прежде у него не видела.

И вдруг я кое-что вспомнила. Когда меня, еще девочку, впервые привезли ко двору, Маргарита Анжуйская, супруга короля Генриха VI, как раз решила продемонстрировать мужу и придворным свое новое платье весьма необычного цвета — такого же ярко-алого, как бархатная амазонка принцессы. Королева Маргарита, свысока поглядывавшая на тех, кто собрался в парадном зале королевского дворца, попросту игнорировала меня, наверное считая кем-то совершенно не стоящим ее внимания. Передо мной словно вновь предстал ее головной убор, высокий, как башня, и ее наряд удивительного алого цвета. И вдруг я поняла, что испытывала тогда такие же чувства, как сейчас: искреннее возмущение человека, который достоин всеобщего почитания, однако им попросту никто не интересуется. Эта «леди Элизабет» еще и порога моего не перешагнула, но уже было ясно, что она собирается привлечь к себе взгляды всех присутствующих, иначе она никогда бы не надела такое яркое платье. Она еще не вошла в мой дом, а я уже знала: теперь все будут вращаться вокруг нее, я же окажусь на втором плане. Но я была твердо настроена заставить ее уважать меня и относиться ко мне так, как я того заслуживаю. И я готова была поклясться: она поймет, что так лучше для нее самой. На моей стороне был Господь; всю жизнь я провела в молитвах и учении. А она только и делала, что предавалась фривольным забавам и лелеяла честолюбивые планы, тогда как ее мать была всего лишь удачливой ведьмой! Богом клянусь, думала я, эта девица станет почитать меня! Уж я научу ее вести себя как подобает.