— Одна придворная дама, из англичанок, рассказала, что королева была обручена с тираном Ричардом. Мы говорили по-французски, и, может быть, я что-то недопоняла.
— А, ты об этом… — мотнул он головой.
— Так это правда? Я тебя не обидела?
— Нет-нет, что ты. Слухи не утихают.
— Так это было или не было?
— Кто знает? Только матушка и Ричард могли бы сказать наверняка. Однако Ричард мертв, а матушка хранит молчание.
— Расскажешь? — робко попросила она. — Или об этом лучше не говорить?
Он повел плечом.
— Ну, есть две версии, одна — официальная, вторая — нет. Согласно первой, моя бабка с дочерьми скрылись в монастыре. Выйти оттуда они не могли, потому, что их сразу бы арестовали. Ричард заточил бы их в Тауэр, как сделал уже с младшими принцами. Люди не знали, живы ли принцы, но, поскольку никто их не видел, предполагали, что нет. Моя матушка, тогда она звалась Елизавета Йоркская [14] , написала моему отцу, — ну, то есть моя бабка заставила ее ему написать, — просила прийти в Англию с войском, спасти ее, они поженятся, и тогда Ланкастеры породнятся с Йорками, ну, ты знаешь…
— Да, ты уже рассказывал. Это отличная история. А другая версия?
Не выдержав, он хмыкнул:
— Ну, она довольно скандальная. Поговаривают, вовсе не в монастыре они были, а прибыли во дворец. Супруга короля Ричарда умерла, он искал себе другую жену. Матушка приняла его предложение. Согласилась выйти за своего дядю, тирана, человека, который убил ее братьев… [15]
— Не может быть! — вскрикнула Каталина и в ужасе зажала себе рот.
— Во всяком случае, так говорят. И будто бы было даже еще хуже. Будто бы они с Ричардом сговорились, еще когда жена его была жива, лежала на смертном ложе. Вот, дескать, почему такая неприязнь между королевой и миледи матушкой короля. Моя бабка не доверяет матушке, но никогда не признается почему.
— Как она могла? — недоумевала Каталина.
— А что ей было делать? — возразил Артур. — Встань на ее место: она принцесса Йоркская, отец мертв, мать — враг короля, скрывается в убежище, которое все равно, что тюрьма, не лучше Тауэра. Хочешь жить — ищи милости короля. Хочешь, чтобы в тебе видели принцессу, — добивайся его признания. Хочешь быть королевой Англии — отдай ему свою руку.
— Но разве она не могла… — начала было Каталина и смолкла.
— Нет, — покачал он головой. — Неужели ты не видишь? Другого выбора у нее не было. Хочешь жить — подчинись королю. Хочешь стать королевой — выйди за него замуж.
— Она могла собрать армию и повести ее за собой!
— Это ты о себе говоришь! Матушка — она другая. И потом, это же Англия…
Каталина помолчала.
— Какое счастье, что мне, дабы стать королевой, пришлось выйти за тебя!
— И, слава Богу, мы довольны нашей судьбой! — подхватил он. — Потому что нам так и так пришлось бы жениться, и ты стала бы королевой независимо от того, нравлюсь я тебе или нет, верно?
— Да уж, — согласилась она. — У принцесс выбор весьма ограничен. Но скажи, вот твоя бабушка, миледи матушка короля, сама придумала устроить этот брак. Отчего ж потом она не простила королеву Елизавету? Она ведь сама все затеяла и знала, с кем имеет дело…
— Возможно, дело в том, что когда-то моя бабка по матери считалась самой одиозной женщиной в Англии.
— А где она сейчас?
Он пожал плечами:
— Некоторое время была при дворе. В молодости признания была красавица, кстати, та еще интриганка. Миледи матушка короля обвинила ее в плетении заговоров против отца, и отец предпочел ей поверить.
— Но ведь ее не убили? Не казнили?
— Нет. Просто отправили в монастырь, и при дворе она больше не бывает.
Каталина была ошеломлена:
— Одна твоя бабка заточила другую, мать королевы, в монастырь?!
Артур мрачно кивнул:
— Именно так. И пусть это будет тебе уроком, любовь моя. Миледи матушка короля не потерпит при дворе никого, кто вздумает покуситься на ее власть. Смотри не переходи ей дорогу!
— Да ни за что! Я боюсь ее до смерти!
— Я тоже! — расхохотался он. — И предупреждаю тебя, она не остановится ни перед чем, чтобы укрепить власть своего сына и своей семьи. Перед этим все меркнет. Она считается только с сыном. Не любит ни меня, ни своих мужей, никого — только его одного.
— Тебя не любит?!
Он покачал головой.
— Она и его-то не любит, в том смысле, какой в это слово вкладываешь ты. Он — это тот мальчик, который, по ее мнению, был рожден стать королем. Почти в младенчестве она отослала его от себя, ради его безопасности. Проследила, чтобы он не умер в детстве. Позаботилась, чтобы возмужал и потребовал себе трон. Она может любить только короля. Ну, хватит об этом. Ты должна спеть мне свою песню.
— Которую?
— А есть еще одна про падение Гранады?
— Да их десятки, я думаю.
— Спой какую-нибудь, — скомандовал он.
Подсунул себе под спину еще пару подушек, а Каталина встала перед ним на колени, тряхнула головой, откидывая назад массу рыжих волос, и тихо, сладко запела:
Плач стоял над Гранадой, когда солнце садилось.
Кто-то взывал к Троице, кто-то Аллаху молился,
Тут раскрывали Коран, там обнимали крест,
Церковный колокол и маврский горн звучали окрест.
Те Deum Laudamus! — лилась песнь над Альгамой,
Оземь летели полумесяцы с минаретов Альгамбры,
Возносили гербы Арагона, прославляли Кастильи мощь…
Один король — победитель, другой, плача, уходит прочь.
Артур долго молчал. Она улеглась рядом с ним, уставилась в вышитый балдахин над кроватью.
— Так всегда и бывает, верно? — заметил он. — Восхождение одного означает падение другого. Я буду королем, но только после того, как умрет мой отец. И с моей смертью взойдет на престол мой сын.