— Откуда он родом?
— Да уж не из ада! Из Лестершира!
Она нахмурилась, услышав его легкомысленный ответ, и промолвила:
— Сын слуги и всего-навсего представителя графства в парламенте. А посмотри, как высоко взлетел. Ты что думаешь, такое богатство можно заполучить честным путем?
— Герцог пользуется благосклонностью короля, — заявил Джон. — Он был виночерпием, а потом грумом спальни и фаворитом многих влиятельных людей, которые помогли ему занять пост королевского шталмейстера. И Бекингем раздобыл для короля таких лошадей, каких не было ни у одного принца. Конечно, он пользуется огромной благосклонностью, и заслуженно. Его светлость достал королю арабского скакуна, единственного во всей стране. Красивее лошади в Англии еще не бывало.
Элизабет покачала головой.
— И за это его сделали лордом-адмиралом — за то, что он сторговал лошадь?
— Элизабет, — предостерегающе проворчал Джон.
— Послушай меня хотя бы на этот раз, — попросила она.
— Не собираюсь выслушивать предательские речи.
— Но я говорю только правду.
Секунду они смотрели друг на друга, и в глазах мужа Элизабет прочла, что он понимает: правда и будет изменой. Если уж вспоминать о правде, то она в том, что король сходит по герцогу с ума. И именно это безумие лишает короля возможности управлять государством. Бекингем занимает место гораздо выше своих способностей, вряд ли вообще найдется человек, достойный столь высокого места, поскольку король буквально помешан на желании угодить Бекингему.
— Чем же он так держит короля? — осведомилась Элизабет.
— Король любит его, — отрезал Традескант. — А герцог — верный слуга короля.
— Он называет себя королевским псом, — добавила Элизабет, намекая на запретную тему.
— Это в шутку. Король же называет его Стини в честь святого Стефана. [21] Его величество просто восхищается красотой герцога, Элизабет. В этом нет ничего дурного.
— Он называет себя королевским псом, и ходят сплетни, что король кроет его, как кобель суку.
Традескант вскочил на ноги и отпрянул от жены.
— Замолчи! Как ты можешь произносить такие слова, Элизабет? У нашего очага! Как ты можешь говорить подобные вещи? Такие непристойности! Мерзкие слухи из таверны! И повторять их мне! Как бы отреагировал твой отец, если бы услышал, что его дочь изъясняется как шлюха!
При упоминании об отце Элизабет даже не дрогнула.
— Я лишь пытаюсь прояснить ситуацию, это нам обоим пойдет на пользу. Господь знает, что мое сердце чисто, хотя рот полон грязи.
— Чистое сердце и грязный рот? — возмущался Традескант.
— Лучше так, чем сладкие речи и грязное сердце, — парировала Элизабет.
Он схватился за голову, ведь оба они подумали о Бекингеме и о красоте его певучего голоса.
— Хорошо, выкладывай все до конца, — глухо отозвался Джон.
— Так вот, его мать, рожденная служанкой, теперь графиня, и многие считают, что она ведьма…
Джон ахнул, однако его жена продолжала:
— Да, ведьма. А еще ходят сплетни, что она католичка и еретичка. Всего лишь пару лет назад ее бы сожгли заживо. Так что герцог обрел свое место содомией под королем и сводником при короле. Он получил жену, похитив и изнасиловав ее. Он соблазнил короля и соблазнил принца! Он содомит с мужчиной и его сыном. И неизвестно, может, он вступил в союз с самим дьяволом. И он точно глубоко погряз в грехах. Прошу тебя, Джон, умоляю тебя, давай уедем сейчас. Давай уедем от герцога. Он отправился в Испанию, к врагам нашей страны, значит, он предатель даже по отношению к королю, который сам грешит вместе с ним. Так что давай уедем, Джон. Мы с тобой и с Джеем уедем отсюда куда-нибудь, где воздух не так насыщен грехом и распутством.
Наступило длительное молчание.
— Ты несдержанна в выражениях, — слабо вымолвил Джон.
Элизабет покачала головой.
— Не обращай на это внимания. Какое же твое решение?
— Мне заплатили за целый квартал…
— Если мы уедем сейчас, мы найдем способ рассчитаться.
Какое-то время Джон размышлял над доводами супруги. Потом медленно поднялся и покачал головой. Он оперся о каминную трубу, будто ему требовалась дополнительная поддержка, ведь он собирался пойти против желания жены, против здравого смысла, против глубокого и надежно спрятанного убеждения в том, что Элизабет права.
— Мы остаемся, — сообщил Традескант. — Я пообещал герцогу, что создам великолепный сад. И не нарушу слово. Я не нарушу слово, даже если все, что ты сказала, справедливо. Для Бекингема я делаю только сад, и в этом для нас нет греха. Мы остаемся, пока я не закончу сад. А потом уедем.
Элизабет стояла рядом с Джоном и смотрела на него. Он наблюдал, как меняется лицо жены, словно ему не удалось пройти очень важный экзамен и теперь она никогда не сможет полностью ему доверять.
— Умоляю тебя, — произнесла Элизабет дрогнувшим голосом, — всем, что для меня свято, то есть всем, что твой новый господин отрицает, отвернись от него и снова встань на праведный путь.
Услышав этот проповеднический тон, Джон раздраженно передернул плечами.
— Я думаю иначе. Я согласился сделать сад для своего господина, и мы будем здесь, пока я не закончу. Когда работа завершится, мы уедем.
Традескант вышел из комнаты. Элизабет слышала, как он закрыл дверь спальни, как скрипели половицы, пока он раздевался, чтобы лечь в их общую кровать.
— А я думаю так, — пробормотала она, обращаясь к умирающему огню, будто произнося торжественную клятву. — Ты сбился с праведной тропы, муж мой, и мне тяжело идти рядом с тобой.
Джон ждал известий о своем хозяине, но поначалу все было тихо. Потом новости об эскападе юного принца и молодого герцога начали просачиваться. Эти двое были никудышными конспираторами, да и путешественниками никудышными. Оставалось загадкой, почему их не задержали в Дувре, хотя на это надеялся Джон. Вильерс сорил деньгами направо и налево и, пользуясь своей властью лорда-адмирала, приказал кораблям покинуть бухту Дувра. Очень скоро двор и король узнали о том, как мальчики развлекаются в Париже. Потом герцог и принц проехали половину Франции и в конце концов достигли Мадрида.
Яков смотрел на это как на прекрасный пример приключений странствующих рыцарей или как на представление во время дворцового маскарада, когда красавец герой добивается любви самой красивой девушки и в финале они танцуют. Но постепенно до Англии стали долетать слухи, что все не так уж просто. Эти сплетни обсуждались даже в «Королевском гербе» — таверне в Челмсфорде, где Джону нравилось пропустить стаканчик-другой по вечерам. Неделя бежала за неделей, а молодые люди не возвращались с принцессой-невестой. Вместо этого они требовали новых и новых средств.