Король начал раздражаться, он уже скучал по герцогу, да и по сыну, хотя обычно пренебрегал им. Без Вильерса, который отлично организовывал развлечения, охоту, маскарад или скандал, жизнь покинула двор. Как-то раз Традескант задержался в кабинете управляющего и осмелился задать ему прямой вопрос: удастся ли их господину сохранить свое положение, если он вскоре не объявится. Беспокойство Джона отразилось и в глазах Уильяма Уорда.
— А пока нашего господина здесь нет, — задумчиво сказал Уорд, — королю каждый день представляют разных молодых людей. К тому же король не любит, когда из него тянут деньги, и упрекнет в этом нашего господина. — Управляющий сделал паузу. — Вы знали принца, когда он был совсем ребенком. Он может быть преданным другом?
Традескант вспомнил хромого мальчугана, который, заикаясь, просил своего красивого братца подождать его, но всегда отставал и оставался один. Болезненный ребенок, которого никто не любил, пока наследником был старший брат. Джон утвердительно кивнул.
— Отдав кому-то свои чувства, он останется верен. Если принц любит нашего герцога так, как любил брата, значит, боготворит его.
Уильям Уорд кивнул.
— Тогда, вероятно, наш хозяин ведет более хитрую игру, чем нам кажется. Возможно, сейчас он разбивает сердце отца, но когда отца не будет, на троне появится новый король.
Джон насупился при мысли о работе царедворца, которая опиралась не на искусство изощренной политической интриги, а на умение лебезить, ранить и вызывать ревность — умения борделя, а не канцелярии.
— У лорда Сесила все было так же? — поинтересовался управляющий.
При одной мысли о такой возможности Джон резко отпрянул.
— Нет! Его-то точно уважали не только за внешность, — заметил он с чуть заметной улыбкой. — В нем нуждались благодаря его уму и способностям. Вот почему никто не мог занять его место. Вот почему он всегда ощущал себя в безопасности.
— Тогда как наш господин…
Управляющий смолк.
— Что же он делает в Мадриде, что отнимает так много времени? — удивился Джон.
— Я слышал, испанцы с ним просто играют, — тихо пояснил управляющий. — А в это время настроения против испанцев растут при дворе, в парламенте и на улицах. Для герцога было бы лучше вернуться домой без испанской принцессы. Если сейчас он привезет ее, то заплатит за это жизнью. Его разорвут на куски за то, что он попытался организовать еретическую свадьбу.
— Вы не могли бы написать обо всем этом герцогу? — осведомился Джон. — Предупредить его?
Уильям Уорд замотал головой и быстро ответил:
— Я ему не советчик. Он идет своей дорогой. Его светлость сказал, что испанский брак — дело принципа.
— Принципа? — уточнил Традескант.
И после того, как управляющий утвердительно кивнул, он повернулся и вышел из кабинета.
— Плохи наши дела, — пробормотал Джон себе под нос.
Принц Карл окончательно устал от ожидания, а Бекингем растерял остатки самообладания только к июлю, в самую середину мадридского лета, в самую жаркую пору. Испанцы наконец составили брачный контракт, и принц Карл вывел под ним свое имя. Ему разрешили короткое свидание с невестой, во время которого он пообещал, что после заключения брака она станет королевой Англии и что в следующий раз они встретятся уже как муж и жена в Дувре. Сам король Испании проводил принца и герцога из Мадрида, на прощание он осыпал гостей подарками и поцеловал принца Карла как зятя. Чтобы найти Традесканта, Уильям Уорд отправился в сад. Джон в это время открывал ворота шлюзов и наблюдал, как речная вода заполняет новое озеро, предназначенное для катания на лодках. Прохладная стена воды ниспадала у самой стены дворца. В заболоченном участке озера Джон посадил желтые ирисы — как раз там, где он впервые посоветовал Бекингему прогнать коров.
— Как, по-вашему, встретят герцога? — обратился управляющий к Джону. — Полагаю, у него есть в запасе какая-нибудь хитрость. Он же должен осознавать, что если осмелится доставить сюда испанскую невесту, то его попросту растерзают.
Джон поднял глаза от потока воды, вытер руки о старые штаны и обеспокоенно произнес:
— Его светлость не может быть таким дураком, ведь иначе он не забрался бы настолько высоко. Он наверняка понимает, что существует баланс между королем и парламентом, между народом и церковью.
Традескант вспомнил о Сесиле — в доме своего нынешнего хозяина он постоянно вспоминал о графе.
— Герцог не может занимать все свои должности и при этом быть дураком, — уже уверенней добавил Джон. — Значит, он что-то замыслил и выправит ситуацию.
Однако Традескант слишком хорошо думал о своем господине. У Бекингема не было ни генерального плана, ни идей, спрятанных за ним. Он не был Сесилом, у которого на каждое непредвиденное обстоятельство был готов тайный заговор. Все в жизни давалось герцогу легко, и он был уверен, что эта авантюра тоже пройдет без осложнений, что он сумеет соблазнить испанцев, как соблазнял всех прочих. Но холодный формальный двор Испании оказался твердым орешком для англичанина, привыкшего разбивать сердца. Письма из дома — от матери и от жены — предупреждали Бекингема, что испанская невеста не встретит благосклонного приема и что человек, который попытается посадить ее на английский трон, неизбежно потерпит неудачу. Герцог крутился, точно флюгер, но Карл, который так рано понял, что любовь всегда приносит разочарования, цеплялся за созданный им самим образ желанной и недоступной женщины. И в самом деле, чем более недоступной она становилась, тем точнее отражала представления Карла об истинной любви и страсти.
Теперь Бекингему предстояло отвести принца от женщины, которая, скорее всего, никогда его не полюбит, чтобы он не следовал за ней всю жизнь, как в детстве за братом, и внушить Карлу мысль, что английский принц может надеяться на большее.
Задача была не из легких. Герцог постоянно напоминал принцу о пунктах брачного контракта: необдуманное обещание веротерпимости и того, что дети, зачатые в браке, будут воспитываться как католики. Он подвергал сомнению испанскую честность и предполагал, что инфанта откажется выйти замуж за еретика или же взбрыкнет и в день свадьбы уйдет в монашки, оставив Карла в дураках. Постоянное капанье на мозги и цинизм Бекингема разъедали уверенность принца в себе, которая и в лучшие времена не отличалась стабильностью. К тому моменту, как герцог и принц прибыли из Мадрида в Сантандер к английскому флоту, они крепко подружились, а Испания сделалась их врагом. Когда флот вошел в Портсмут, они были близки как братья.
Итак, Испания больше не считалась новым союзником, напротив, снова превратилась в злейшего врага. Брачный контракт, к которому так пылко стремились принц и герцог, стал западней, которой они решили избегнуть.
Когда вместе с приливом, пробираясь сквозь холодный октябрьский морской туман, они прибыли в Портсмут, то даже не представляли, какой встречи ждать в протестантском городе и в протестантской стране после того, как они попытали счастья с браком, который положил бы конец гордой независимости Тюдоров. Вдруг набережную осветила вспышка огня — в честь их прибытия зажгли костер. Потом еще один, потом еще. На городских стенах загорелась цепочка огней. Затем раздался грохот пушечного салюта, раскатившийся над водной гладью бухты, и сразу же еще один выстрел. Громко завизжали трубы, послышались приветственные крики толпы. Бекингем улыбнулся про себя, хлопнул принца по спине и спустился вниз, чтобы пришпилить к шляпе бриллиантовые булавки.