Он продиктовал адрес и выключил телефон. Затем, размахнувшись, выбросил мобильник. И посмотрел на часы. Если он все рассчитал правильно, они будут здесь через минут двадцать или двадцать пять. Оставалось только ждать.
Его наблюдатели находились в машине, стоявшей перед отелем, и терпеливо ждали, когда он наконец выйдет. Фармацевт включил радио, настраиваясь на волну, передающую классическую музыку. И улыбнулся. Это был Бетховен, который ему всегда нравился. Он слушал музыку, откинув голову назад, когда на дороге внизу показалась большая колонна автомобилей. Десять или двенадцать машин двигались по направлению к вилле. Фармацевт улыбнулся. Он выключил музыку и, вывернув руль, поехал в сторону дороги, чтобы пристроиться в хвост колонне. Его расчет был абсолютно верным, никто не обращал внимания на еще одну появившуюся машину полиции. Ведь было логично, что, увидев такую большую колонну, любой офицер полиции просто обязан к ней присоединиться.
Объяснения на дороге были недолгими. У испанцев был слишком большой перевес. Американцы пытались что-то объяснить, протестовать, пытались звонить в свое посольство и консульство, вызывать кого-то из представителей руководства испанской полиции. Но ничего не помогло. Всех троих арестовали, и автомобили поехали в сторону виллы. Кто-то из американцев успел предупредить дежуривших на вилле сотрудников ЦРУ, и те успели закрыть ворота, позвонить в Мадрид и в Малагу. Переговоры у закрытых ворот длились около сорока минут, пока не приехал комиссар полиции. Только затем ворота открылись, и все машины въехали во двор виллы. Началась обычная суматоха, которая бывает в подобных случаях. Американцы настаивали на экстерриториальности виллы, на своем особом положении, на имевшейся договоренности с руководством испанской полиции. Прибывшие сотрудники отдела по борьбе с наркотиками требовали разрешения на осмотр. Скандал разгорался все сильнее. Из Малаги выехали еще несколько высокопоставленных сотрудников полиции. Американцы потребовали своего консула и представителя ЦРУ Крейга, который был в Мадриде.
Кинг приказал Скобелеву и его семье оставаться в одной из комнат на втором этаже, поставил у дверей охранника, а сам поспешил вниз, чтобы переговорить с прибывшим комиссаром полиции. Он понимал, что подобные накладки могут случиться в любом деле, и ему даже в голову не могло прийти, что это внезапное появление испанских полицейских было спровоцировано звонками ликвидатора и всеобщими страхами перед колумбийской и российской мафией.
Фармацевт был в форме офицера полиции, тогда как большинство сотрудников отдела по борьбе с наркотиками были в штатском. Поэтому он пользовался относительной свободой передвижения. Американцы яростно отстаивали свою независимость, пытаясь доказать, что произошла нелепая ошибка. Испанцы столь же яростно требовали разрешения на осмотр виллы. Спор грозил перерасти в некое столкновение. Фармацевт поднялся на второй этаж, он понимал, что хозяин виллы должен находиться в самом здании.
У дверей одной из спальных комнат стоял молодой охранник. Увидев сотрудника полиции, он пошел навстречу, подняв правую руку и показывая жестами, что сюда нельзя проходить. Фармацевт даже не стал с ним спорить. Он подошел ближе и нанес резкий удар. Охранник упал. Фармацевт осторожно прошел к комнате и открыл дверь. На кровати сидели мужчина, женщина и двое испуганных детей. Фармацевт узнал Скобелева. Но стрелять в него в присутствии детей он не мог. Они сидели обнявшись, и невозможно было попасть в отца, не поранив детей.
Когда дверь открылась, Скобелев понял, что он обречен. В комнату вошел офицер полиции, который держал в руках пистолет с глушителем. Скобелев с ужасом подумал, что их убьют всех вместе, и обнял своих детей. Фармацевт стоял, глядя на этот клубок человеческих тел. Он понимал, что обязан стрелять. Но он понимал также, что не может стрелять. Никогда в жизни он не сомневался. Он был так близко от своей жертвы. Но рядом с предателем были двое его детей. И его супруга, испуганно смотревшая на убийцу. Он поднял пистолет. Скобелев понял, что сейчас ликвидатор будет стрелять. И поэтому он храбро поднялся, чтобы подставить себя под пули и защитить своих детей. В эту минуту в нем проснулись все лучшие качества. А может, и не лучшие. Может, это было просто естественное желание отца защитить своих детей, умереть ради них, принести себя в жертву, не давая убийце стрелять в них.
— Ты же знаешь русский, — глухо сказал Скобелев, — стреляй в меня.
Он не успел договорить. Его маленький сын тоже понимал русский язык. Отец иногда говорил с ним по-русски. И в этот момент мальчик, вдруг поднявшись за своим отцом, бросился к нему, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом. Фармацевт опустил пистолет.
Мальчик дрожал всем телом, защищая своего отца от неизвестного и такого страшного врага. Впервые в жизни профессиональный ликвидатор не знал, как ему поступать. Он не представлял подобной ситуации. Можно было выстрелить в незащищенную голову Скобелева. Он бы точно попал в лоб, но тогда отец умер бы в судорогах прямо на глазах своей жены и дочери и на руках своего маленького сына, который обнимая отца, прижимался к нему, пытаясь его защитить. Фармацевт вдруг осознал, что не может выстрелить. Что вся его операция была продумана не до конца. Он не представлял себе, что придется стрелять в человека, которого защищали его собственные дети. Недавно в Лионе он не смог выстрелить в свою жертву из-за его жены. Но он знал, что сумеет сделать это на следующий день. Теперь он так же прекрасно понимал, что, если он сейчас не выстрелит, шансов не останется вообще. Американцы увезут Сколева-Скобелева, и никто больше не сумеет к нему приблизиться на расстояние выстрела. Никто и никогда. Нужно было стрелять. Но и стрелять было просто невозможно.
— Не стреляй, — неожиданно произнес Скобелев, почти с силой отрывая от себя мальчика и передавая его супруге, — мы выйдем отсюда, и ты убьешь меня в коридоре. Будь человеком, не стреляй при них.
Если бы он этого не сказал, возможно, Фармацевт бы принял другое решение. Он бы заставил Скобелева выйти из комнаты и застрелил бы его в другой комнате. Но после этих слов стрелять в человека, который проявил подобное мужество, он уже не мог. И не хотел. Дети все равно поймут, что этот страшный человек, внезапно появившийся на пороге их комнаты, был тем самым убийцей, который лишил их отца.
Фармацевт посмотрел в глаза Скобелеву. И не сказав ни слова, повернулся, чтобы выйти из комнаты. Он сделал первый шаг, второй. И услышал выстрел, словно его ударили по руке. И еще один выстрел над головой. Он пошатнулся, оглянулся. Жена Скобелева боролась с мужем. Он держал в руках пистолет, стреляя в спину уходившему ликвидатору.
— Дурак, — сказал по-русски Фармацевт, — не нужно было так поступать при детях.
Он выстрелил в правую руку Скобелева, и тот выронил пистолет, крикнув от боли. Жена испуганно отпрянула. Она увидела, как муж достает пистолет, чтобы выстрелить в спину уходившему убийце, который проявил такое понимание ситуации, и просто испугалась за своих детей, не позволив мужу прицельно выстрелить. Ведь у этого убийцы могли быть сообщники.