Фармацевт услышал, как наверх поднимаются люди, бегут по лестнице. Он оглянулся, поспешил в другой конец коридора. Там была вторая лестница. Он быстро сбежал вниз. Увидел двоих испанцев. Все слышали два выстрела Скобелева.
— Что случилось? — спросил один из офицеров полиции.
— Там стреляют, — показал он наверх. Рядом упала крупная капля крови.
— Вы ранены? — крикнул второй офицер.
— Там убийца. Быстрее, — посоветовал им Фармацевт.
Они бросились наверх. Он прошел к своей машине, тяжело ввалился в салон. Кажется, пуля раздробила часть кости, но не осталась в его левой руке, а вышла навылет. Думать об этом не хотелось. Нужно уезжать отсюда как можно быстрее. Он развернул машину, показывая стоявшим у ворот двум сотрудникам полиции, чтобы открыли ворота.
— Что происходит? — спросил один из офицеров.
— Там стреляют, — показал в сторону дома Фармацевт, — мне приказано вернуться в комиссариат и отвезти документы.
Оба офицера переглянулись. Они не знали этого сотрудника в лицо, но сюда приехали столько людей. И он был в форме.
Ничего не понимая, они открыли ворота, пропуская полицейскую машину. Он выехал на дорогу и, набирая скорость, поехал в сторону Пуэрто-Бануса.
В эту ночь он почти не спал. Ворочаясь в своей постели, Тимур пытался ответить на вопросы, которые сам себе задавал. И не находил на них ответа. Раньше все было понятно. Он работал в системе, и его верность государству и службе не подвергалась сомнению. Но раньше его не посылали на подобные задания вместе с супругой. А если бы послали, то наверняка он не видел бы в этом ничего предосудительного. В конце концов, его бывшая жена знала, что является супругой офицера КГБ-ФСБ. И была таким же гражданином страны, как и он. Но во Флоренции все было иначе. Элина не была его супругой и не обязана была принимать участие в акциях, которые планировала организация, не имеющая никакого отношения ни к ней, ни к ее деятельности. А он чувствовал себя дважды предателем, изменяя законам страны, гражданином которой он был, и обманывая любимую женщину, с которой якобы приехал на отдых.
Лежавшая рядом Элина, словно чувствуя его состояние, несколько раз за ночь просыпалась, но ничего не спрашивала, лишь поворачиваясь на бок, чтобы не тревожить его. Он был благодарен ей за молчание, за подсознательное понимание ситуации.
Утром они завтракали почти в полном молчании. Когда они уже заканчивали завтракать, она, не выдержав, спросила у него:
— Опять какие-то проблемы? Ты с кем-то разговаривал? Со вчерашнего вечера ты сам не свой.
— Нет, все нормально, — отвел глаза Караев.
— Не нужно, — мягко попросила она, — я же вижу твое состояние. Почему ты так себя ведешь? Не могу понять. Такие перепады настроения. И ты всю ночь не спал. Я иногда просыпалась и слышала твое дыхание. Я уже знаю, когда ты спишь, а когда бодрствуешь.
— Значит, мы уже стали мужем и женой, раз изучили привычки друг друга, — попытался он пошутить.
— Я не могу понять, что происходит. С одной стороны, я вижу, как тебе интересно, а с другой — на тебя иногда нападает необъяснимая апатия. Раньше такого не было. Тебя словно подменили.
— Мы все меняемся…
— Не так быстро. И не так резко. Словно ты поворачиваешься разными гранями своего характера. Такая неустойчивая ветренная погода. То набегают облака, то показывается солнце. Я могу узнать, что именно движет облаками?
— Мой дурацкий характер, — мрачно ответил он, — нам сегодня обязательно нужно встречаться с твоими друзьями?
— И не только с ними. Вчера звонили наши друзья из Пизы. Они хотят, чтобы мы завтра к ним приехали. Мы можем поехать туда на целый день.
— У тебя много друзей в Италии.
— Это часть моей жизни. Я тебе об этом говорила. Может, ты ревнуешь к моему прошлому?
Он молча взглянул на нее. Она покачала головой. В глазах были слезы.
— Я пытаюсь тебя понять, — с некоторым укором произнесла она, — пытаюсь тебе помочь. Но ты словно закован в броню. Не хочешь ни видеть меня, ни слышать.
— У меня свои проблемы по работе, которые не имеют к тебе никакого отношения, — признался он, — не нужно меня теребить. Так будет лучше для нас обоих.
— Может, нам лучше вернуться? — неожиданно спросила она.
— Может быть, — вдруг ответил он, сам того не ожидая, — хотя я не знаю, что сейчас для нас лучше, а что хуже.
— Ты говоришь загадками.
— Я тебя предупреждал. Со мной будет непросто.
— У меня такое ощущение, что мы разыгрываем с тобой некую пьесу из театра абсурда. Говорим непонятными фразами, пытаемся докричаться друг до друга, обижаемся непонятно из-за чего и оба страдаем. Смешно или глупо?
— Скорее глупо, — признался Караев, — давай сделаем вид, что ничего не происходит? Договорились?
— Давай, — кивнула она, отворачиваясь, — попытаемся притвориться, что у нас все хорошо.
Несколько секунд они молчали. Наконец Тимур спросил:
— Куда мы сегодня отправимся?
Она обернулась. Улыбнулась.
— Во дворец Питти. Итальянцы называют его палаццо Питти. Это была семья, которая соперничала с семьей Медичи за лидерство в городе. Но достроить дворец они не смогли. Медичи выкупили его и достроили. А затем из галереи Уффици с другой стороны реки до дворца был построен специальный проход над мостом и домами, который назвали коридором Ваззари над Понте-Веккио. Рядом с палаццо Питти есть знаменитые сады Боболи, один из лучших парков, сотворенных в эпоху Возрождения.
— Тебе нужно работать гидом, — усмехнулся Тимур, — я слышал, что в Италию приезжает много групп из России. Будешь зарабатывать большие деньги.
— Договорились. Если погорит мой бизнес, я стану ездить в Италию. А ты будешь ждать меня в Москве, сидя на крылечке своего дома. Хотя у тебя нет крылечка. Ну, значит, на ступеньках.
Они улыбнулись друг другу.
— Сейчас ты опять другой, — сказала она.
Ему стоило больших усилий снова улыбнуться. А потом они отправились на другой берег Арно, чтобы увидеть шедевры, собранные во дворце, и прогуляться по дорожкам парка, столь знаменитого и прекрасного произведения искусства шестнадцатого века, покорявшего уже многие поколения гостей города своими гротами, фонтанами и скульптурами.
Во дворце Питти можно было увидеть полотна не только итальянских художников — Тинторетто, Джорджоне, Рафаэля, но и иностранцев — Мурильо и Рубенса. Тринадцать самых известных картин Тициана также находились в Палатинской галерее дворца. После просмотра картин они вышли в сад. Чтобы обойти сорок пять тысяч метров парка, им понадобилось бы несколько дней. Но основные маршруты занимали несколько часов. И они бродили по саду, почти не разговаривая, наслаждаясь этим молчанием и красотой совершенных скульптур в парке Боболи.