– О, давай говори, не стесняйся, – проворчала пожилая леди. – По крайней мере двое моих детей наполовину дураки, а про их детей я уж и не говорю. Когда они наведываются в город, я стараюсь уехать куда-нибудь подальше. Подумать только – я вышла замуж за лорда Данбери, хотя знала, что в голове у него нет ни одной извилины. Но Гарет – это моя награда, и ты будешь дурой, если не...
– Ваш внук, – перебила графиню Гиацинта, – тоже не помышляет жениться ни на мне, ни на ком-либо еще.
– Да, – согласилась леди Данбери. – И я никак не пойму, почему он сторонится таких, как ты.
– Таких, как я?
– Молодых, женственных, порядочных. Немного поразвлекся и хватит! Пора жениться!
Гиацинта почувствовала, как у нее запылали щеки. Вообще-то это был именно такой разговор, который всегда доставлял ей удовольствие: гораздо веселее быть неприличной, чем наоборот (в разумных пределах, естественно), но на сей раз она только и смогла сказать:
– Вряд ли стоит обсуждать такие вещи со мной.
– Вот еще! – махнула рукой графиня. – С каких это пор ты стала такой жеманной?
Гиацинта открыла было рот, но, к счастью, графиня и не ожидала от нее ответа.
– Он повеса, это правда. Но если ты захочешь, нет ничего такого, что нельзя было бы изменить.
– Я не собираюсь...
– Просто спусти плечи платья пониже в следующий раз, когда его увидишь, – не унималась леди Данбери. – Мужчины моментально теряют голову при виде большой груди. Он...
– Леди Данбери! – Гиацинта скрестила руки на груди. Она не станет гоняться за повесой, который явно не собирался жениться. Зачем ей такое унижение?
Кроме того, нужно немало воображения, чтобы назвать ее грудь большой. Гиацинта знала, что телосложением она, слава Богу, не была похожа на мальчика, но и выдающимися женскими прелестями пониже шеи, которые заставили бы мужчину оглянуться – и не один раз, – она не обладала.
– Ладно, – сварливо пробурчала леди Данбери. – Слова больше не скажу!
– Никогда?
– До тех пор, пока.
– До тех пор, пока что?
– Не знаю, – тем же тоном ответила графиня.
Но у Гиацинты было такое чувство, что это «пока» наступит довольно скоро.
Наморщив лоб, леди Данбери с минуту помолчала и добавила:
– Подумай о моем предложении. Мы будем отличной командой, вот увидишь.
– Я заранее содрогаюсь, – раздался мужской голос от двери. – Представляю, бабушка, на что ты подстрекаешь бедную мисс Бриджертон.
– Гарет, – просияла леди Данбери. – Как мило с твоей стороны наконец навестить меня.
Гиацинта обернулась и увидела входящего в комнату Гарета Сент-Клера – красивого и элегантно одетого. В лучах солнца, пробивавшихся в окно, его волосы были похожи на отполированное золото. Его появление оказалось для Гиацинты неожиданностью. Она приходила сюда по вторникам уже целый год, но ни разу с ним здесь не встретилась. Можно было подумать, что он намеренно ее избегает.
Невольно возникал вопрос: почему он пришел сегодня? Их разговор на музыкальном вечере не выходил за рамки светской болтовни, и вдруг Сент-Клер здесь, в гостиной своей бабушки, как раз в тот момент, когда она наносит свой еженедельный визит.
– Наконец-то? Неужели ты забыла, что я был у тебя в пятницу? – Гарет повернулся к Гиацинте и с озабоченным видом спросил: – Может быть, она теряет память, мисс Бриджертон? Ведь ей – дайте подумать – девяносто...
Трость леди Данбери стремительно опустилась на ногу Гарета.
– До этого еще очень далеко, мой мальчик, и если тебе дороги твои ноги, ты впредь не станешь богохульствовать.
– Евангелие от Агаты Данбери, – пробормотала Гиацинта.
Гарет улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала. Во-первых, потому, что не думала, что он слышал ее замечание, а во-вторых, потому, что Сент-Клер показался ей в этот момент юным и невинным, хотя она точно знала, что он не то и не другое.
Хотя...
Несмотря на ворчание леди Данбери, Гарет действительно был частым гостем в ее доме. Возможно, он вовсе не такой повеса, каким его заклеймил высший свет. Плохой человек не мог быть так предан своей бабушке. Гиацинта сказала ему об этом на вечере у Смайт-Смитов, но он поспешил переменить тему разговора.
Он был загадочной личностью, а Гиацинта ненавидела загадки, которые не могла разгадать.
Между тем предмет ее размышлений наклонился, чтобы поцеловать бабушку в щеку. Гиацинта неожиданно поймала себя на том, что разглядывает его спину, шею и косичку, лежащую на воротнике темно-зеленого камзола.
Она знала, что у него нет денег на дорогих портных, и то, что он никогда ни о чем не просит свою бабушку. Тем не менее камзол сидел на нем идеально.
– Мисс Бриджертон, – сказал Гарет, присаживаясь на диван и закидывая одну ногу на другую, – сегодня, очевидно, вторник?
– С утра это так и было.
– Как поживает Присцилла Баттеруорт?
Ее удивило, что он знает, какую они с леди Данбери читают книгу.
– Она бежит к скалам, я беспокоюсь за ее безопасность. Вернее, обеспокоилась бы, если бы нам осталось читать еще одиннадцать глав.
– Жаль. Сюжет книги был бы куда интереснее, если бы Присцилла умерла.
– А вы читали книгу? – вежливо осведомилась Гиацинта.
– Бабушка пересказывает мне ее, когда я навещаю ее в среду. А я всегда бываю у нее по средам. А также почти всегда по пятницам и воскресеньям.
– В прошлое воскресенье тебя не было.
– Я ходил в церковь, – будничным тоном пояснил он. Гиацинта чуть было не поперхнулась печеньем.
– Разве вы не видели, как молния ударила в колокольню? – обратился он к Гиацинте.
– Я была слишком поглощена проповедью священника.
– Он нес всякую ерунду на прошлой неделе, – провозгласила леди Данбери. – Стареет, наверное.
Гарет хотел что-то возразить, но трость бабушки остановила его.
– Не смей начинать свой обычный комментарий словами «кто бы говорил».
– Мне бы и в голову это не пришло.
– Я тебя знаю. Ты не был бы моим внуком, если бы не сказал этого. Ты согласна со мной, дорогая? – обратилась она к Гиацинте.
К чести Гиацинты, она скромно сложила руки на коленях и ответила:
– Уверена, что на этот вопрос нет правильного ответа.
– Умница, – леди Данбери.
– Я беру уроки у мастера. Графиня просияла.
– Если оставить в стороне его наглость, – она посмотрела на Гарета так, словно он был каким-то подопытным насекомым, – на самом деле он необыкновенный внук. Лучшего я не могла бы и желать. Конечно, – добавила она, – ему не с кем соревноваться. У остальных всего три извилины на всех.