Он галантно отодвинул стул, и она присела. Слуга внес завтрак.
Во время еды они почти не разговаривали. Генри знала, что должна как следует поесть, поскольку обед скорее всего будет невеселым. Она взглянула на Данфорда, который ел с таким же усердием. Хорошо. Он тоже не любит кашу.
Генри наколола на вилку последний кусочек колбасы.
— Я собиралась показать вам поместье утром.
Данфорд не смог ответить сразу же, так как прожевывал яйцо. Через пару секунд он произнес:
— Чудесная мысль.
— Вам надо хорошенько узнать Стэннедж-Парк. Многому надо научиться, если вы хотите управлять им как надо.
— Действительно?
На этот раз Генри пришлось помедлить с ответом, так как она продолжала дожевывать колбасу.
— Конечно. Думаю, вы понимаете, что должны быть в курсе всех дел: ренты, урожая, проблем фермеров. А если вы хотите по-настоящему добиться успеха, придется съесть пуд соли.
— Не хочется думать о том, что вы под этим подразумеваете.
— Много всего, знаете ли. — Генри улыбнулась. Она посмотрела на чистую тарелку Данфорда. — Можем отправляться?
— Ничего не поделаешь. — Он подождал, пока она встанет из-за стола, и покорно последовал за ней во двор.
— Думаю, мы начнем с домашнего скота.
— Полагаю, вы знаете всех по именам, — произнес он полушутя.
Она обернулась, лицо ее озарилось улыбкой.
— Разумеется! — С ним будет легко. Он продолжал подсказывать ей чудесные идеи. — Счастливое животное — плодовитое животное.
— Для меня это новость, — пробормотал Данфорд.
Генри распахнула деревянную калитку, которая выходила на большое поле, обнесенное живой изгородью.
— Разумеется, вы прожили в Лондоне так долго. Здесь это широко известное выражение.
— Оно относится и к людям?
Она повернулась к нему:
— Что вы сказали?
Он невинно улыбнулся.
— Нет, ничего. — Он покачался на каблуках, стараясь понять, что же представляет собой эта женщина. Неужели она и впрямь знает животных по именам? Да только на этом поле их не меньше тридцати. Он улыбнулся и, указав налево, спросил: — Как зовут вон ту?
Генри немного опешила от такого вопроса:
— А, эту — Маргарет.
— Маргарет? — Он удивленно поднял брови. — Какое милое английское имя.
— Но ведь она же английская овца, — парировала Генри.
— А эта? — он указал направо.
— Томазина.
— А эта? А эта? А эта?
— Салли, м-м… Эстер, м-м…
Данфорд, склонив голову, наслаждался, слушая эту скороговорку.
— Равнобедренная! — победно закончила она.
Он моргнул.
— Полагаю, что имя вон той — Равносторонняя.
— Нет, — она самодовольно ухмыльнулась, показывая на поле, — вон та — Равносторонняя.
Она скрестила руки на груди.
— Всегда любила геометрию.
Данфорд хранил молчание, за что Генри была ему весьма признательна. Нелегко было придумывать имена как заведенной. Он пытался запутать ее, спрашивая имена всех этих овец. Неужели он разгадал ее ложь?
— Вы не поверили, что я помню все имена, — произнесла она, надеясь, что прямая постановка вопроса рассеет его подозрения.
— Не поверил, — признался он.
Она посмотрела на него надменно:
— Вы внимательно слушали?
— Простите?
— Которая из них Маргарет?
От неожиданности он открыл рот.
— Если вы собираетесь управлять Стэннедж-Парком, вы должны знать кто есть кто. Она очень постаралась, чтобы эти слова не прозвучали фальшиво. Она была уверена, что ей это удалось. По ее мнению, это прозвучало как доказательство ее преданности имению.
Ненадолго задумавшись, Данфорд показал на овцу.
— Вон та.
Чтоб ты провалился! Он был прав.
— А, Томазина?
Он, очевидно, был не против попрактиковаться, так как вполне радостно показал пальцем и сказал:
— Вон та.
Генри уже собиралась сказать «неверно», как вдруг поняла, что сама не знает, прав он или нет. Какую же она назвала Томазиной? Может быть, ту, у дерева, но они все это время двигались и…
— Я прав?
— Что вы сказали?
— Эта овца — Томазина или нет?
— Нет, не эта, — решительно произнесла Генри. Если уж она не могла вспомнить, которая из них Томазина, то он — и подавно.
— Все же я уверен, что эта — Томазина. — Он прислонился к воротам, очень мужественный и уверенный в себе.
— Вон та — Томазина, — выпалила она, показав пальцем.
Его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Нет, та — Равнобедренная, Я уверен.
Генри судорожно сглотнула.
— Нет-нет. Эта — Томазина. Точно. Думаю, скоро вы выучите имена всех овец. Надо только постараться. Ну что же, не пора ли нам продолжить нашу экскурсию?
Данфорд отпрянул от ворот.
— Сгораю от нетерпения.
Тихонько насвистывая, он последовал за ней. Утро обещало быть очень интересным.
«Интересным», позднее рассуждал Данфорд, было не совсем подходящим словом. К тому времени, как он и Генри вернулись в дом к обеду, где их ждала огромная кастрюля горячей слипшейся каши, Данфорд успел вычистить конюшню от навоза, подоить корову, быть поклеванным тремя курицами, прополоть огород и упасть в канаву с водой.
Правда, падение в канаву произошло из-за Генри. Это она толкнула его, споткнувшись о корень дерева. Поразмыслив, что вымокший он скорее сможет претендовать на ванну, Данфорд решил не сердиться.
Генри определенно что-то задумала и, хотя он пока не догадывался, чего она пыталась добиться, с неподдельным интересом наблюдал за ней.
Они сели обедать, и миссис Симпсон внесла две тарелки каши, от которых еще поднимался пар. Ту, что была побольше, она поставила перед Данфордом.
— Я положила кашу до самых краев, раз уж вы так ее любите.
Данфорд медленно повернул голову и посмотрел на Генри, вопросительно приподняв бровь.
Генри выразительно взглянула на миссис Симпсон, удостоверилась, что та вышла из комнаты, и прошептала:
— Она очень огорчена, что мы вынуждены подавать вам кашу. Боюсь, что мне пришлось немного соврать, я сказала, что вы обожаете кашу.
Ей стало немного легче.