Остальное невозможно было разобрать. Спустя несколько минут двое мужчин снова вернулись в комнату и пожали друг другу руки. Леверетт положил несколько листов в свой саквояж и произнес:
— Остальные документы вы получите очень скоро. Разумеется, нам понадобится ваша подпись.
— Разумеется.
Леверетт поклонился и вышел из комнаты.
— Итак? — требовательно спросила Белл. Данфорд растерянно улыбнулся, не до конца осознав то, что услышал.
— Адвокат сказал, что мне по наследству перешел титул барона.
— Титул барона! Теперь мне следует называть тебя лорд Данфорд? Он закрыл глаза.
— Разве я когда-нибудь называл тебя леди Блэквуд?
— Десять минут назад, — протараторила она бойко, — когда представлял меня мистеру Леверетту.
— Браво, Белл. — Он сел на диван, не подождав вопреки этикету, пока Белл сядет первой. — Полагаю, теперь меня следует называть лорд Стэннедж. — Лорд Стэннедж, — прошептала она, — как изысканно. Уильям Данфорд, лорд Стэннедж. — Она озорно улыбнулась. — Уильям, ведь, кажется, так тебя зовут?
Данфорд фыркнул. Его редко называли по имени. По этому поводу у них была какая-то шутка, вспомнить которую она сейчас не могла.
— Я задавал матери этот вопрос. Если память не изменяет мне, она сказала: «Твое имя — Уильям», — отпарировал он.
— Кто умер? — бесцеремонно спросила Белл.
— В такте и изящных манерах тебе не откажешь, моя дорогая Арабелла.
— Ну ты, очевидно, не будешь сильно убиваться из-за кончины твоего, м-м, дальнего родственника, поскольку до сегодняшнего дня ты и не подозревал о его существовании.
— Он был моим кузеном, точнее, восьмиюродным кузеном.
— Как? И не нашлось родственника ближе тебя? — удивленно спросила она. — Только не подумай, что я завидую твоему наследству, но, согласись, это странно.
— Похоже, мужчины в моем роду — убежденные холостяки.
— Это уж точно, — съязвила она.
— Как бы то ни было, — сказал он, не обращая внимания на ее реплику, теперь у меня есть титул и небольшое поместье в Корнуолле.
Значит, она не ослышалась.
— Ты бывал в Корнуолле?
— Нет. А ты?
Она отрицательно покачала головой.
— Я слышала, там очень дико и пустынно. Скалы, разбивающиеся о них волны, и тому подобное. Никакой цивилизации.
— Не может быть, Белл. В конце концов это тоже Англия.
Она пожала плечами.
— Собираешься съездить туда?
— Наверное, придется. Он хлопнул себя по ноге. Никакой цивилизации, говоришь? Надеюсь, мне там понравится.
* * *
— Надеюсь, ему здесь не понравится. — Генриетта Баррет со злостью надкусила яблоко. — Надеюсь, что ему здесь очень не понравится.
— Ну-ну, Генри, — закудахтала миссис Симпсон, которая служила экономкой в Стэннедж-Парке. — Не очень-то это любезно с твоей стороны.
— А я вовсе и не хочу казаться любезной. Я столько труда вложила в Стэннедж-Парк.
Она жила в Корнуолле с тех пор, как ее родителей задавила карета в Манчестере и она осталась сиротой без средств к существованию. Виола, жена недавно почившего барона, которой Генри приходилась внучатой племянницей, любезно согласилась взять девочку на попечение. Генри влюбилась в Стэннедж-Парк с первого взгляда: в светлые камни, из которых был сложен дом, в сверкающие окна и в каждого, кто жил в этом поместье. Как-то раз слуги застали ее за чисткой серебра.
— Я хочу, чтобы все блестело, — заявила она. — Все должно быть безупречно в этом чудесном месте.
Так Корнуолл стал для нее родным домом, роднее, чем прежде был Манчестер. Виола души в ней не чаяла, а Карлайл стал для нее со временем вместо отца. Он не часто с ней разговаривал, но при встречах всегда ласково гладил по голове. Когда же ей исполнилось четырнадцать и Виола умерла, Карлайл замкнулся в себе, пустив дела в поместье на самотек. Генри тут же взяла все в свои руки. Она очень любила Стэннедж-Парк, у нее было собственное мнение, как следует управлять им. Последующие шесть лет она неплохо справлялась с делами, и все безоговорочно ей подчинялись. Девушке очень нравилась такая жизнь.
Но Карлайл умер, а титул и поместье перешли какому-то дальнему родственнику, проживающему в Лондоне, без сомнения, столичному снобу и франту. Генри слышала, что он никогда не бывал в Стэннедж-Парке, как-то позабыв, что и сама не бывала здесь до тех пор, пока не поселилась двенадцать лет назад.
— Напомни, как его имя? — спросила миссис Симпсон, замешивая тесто для хлеба.
— Данфорд. Какой-то там Данфорд, — с отвращением произнесла Генри. — Они не потрудились сообщить его полное имя, хотя теперь это не важно. Отныне он — лорд Стэннедж. Наверняка потребует, чтобы к нему обращались именно так. Новоиспеченные аристократы всегда так поступают.
— Ты говоришь так, будто сама принадлежишь к ним, Генри. Не задирай-ка свой нос!
Генри вздохнула и снова откусила яблоко.
— Не хватало еще, чтобы он звал меня Генриетта.
— И к лучшему. Ты становишься слишком взрослой для Генри.
— Но ты все равно продолжаешь меня так звать.
— Я слишком стара для перемен. А ты — нет. Пора тебе перестать быть девчонкой и подыскать себе мужа.
— И что дальше? Перебраться в Англию? Я не хочу уезжать из Корнуолла.
Миссис Симпсон улыбнулась, терпеливо заметив, что Корнуолл — тоже Англия. Генри была очень предана этому месту, не допуская, что оно — всего лишь часть чего-то большего.
— Здесь, в Корнуолле, тоже есть мужчины, — сказала миссис Симпсон. — В соседних поместьях их достаточно. Можешь выйти за любого.
Генри усмехнулась:
— Нет ни одного стоящего, и тебе это известно, Симпи. И потом, никто не захочет жениться на мне теперь, когда я осталась без шиллинга в кармане, а Стэннедж-Парк достался этому чужаку. К тому же все считают меня дурнушкой.
— Это не так, — поспешила заметить миссис Симпсон. — Все уважают тебя.
— Я знаю, — Генри закатила свои светло-серые глаза. — Они относятся ко мне как к мужчине, и я не обижаюсь. Но мужчины не женятся на подобных себе. — Вот если бы ты носила платья… Генри посмотрела на свои поношенные бриджи.
— Я надеваю платья, когда для этого есть повод.
— Даже и представить себе не могу, какой для этого нужен повод, — фыркнула миссис Симпсон. — Поскольку никогда не видела тебя в них. Даже в церкви.
— Мне просто повезло, что наш викарий — человек без предрассудков.
Экономка внимательно посмотрела на девушку:
— Тебе просто повезло, что викарий в восторге от французского бренди, которое ты посылаешь ему раз в месяц.