До сих пор.
Она хотела, чтобы глаза Энтони загорались, когда она входит в комнату. Она хотела, чтобы Энтони в толпе всегда искал ее лицо. Она пока не нуждалась в его любви к ней - по крайней мере, она пыталась себя в этом убедить - но она отчаянно хотела быть первой в его привязанностях и первой в его желаниях.
У Кэйт возникло ужасное чувство, все это означает то, что она влюбилась в него.
Влюбиться в собственного мужа, кто бы мог подумать, что это такое мучение?
– Я так понимаю, что у вас нет никакого ответа, - спокойно сказал Энтони.
Экипаж остановился, к счастью для нее, спасая ее от необходимости ответить. Но когда ливрейный слуга подбежал к экипажу и открыл дверцу, Энтони дернул ее обратно, закрывая и не отводя своих глаз от лица Кэйт.
– Как, миледи? - повторился он.
– Как… - отозвалась она эхом. Она забыла, о чем он спрашивал.
– Как, - снова повторил он, его голос был холоден, как лед, и обжигал, как пламя. - Вы собираетесь подготовиться к нашей свадебной ночи.
– Я-я не придумала, - ответила, запинаясь Кэйт.
– Я думаю, нет, - сказал он, отпуская ручки.
Дверца открылась, показывая лица двух лакеев, которые пытались не выглядеть любопытными. Кэйт оставалась молчаливой, пока Энтони помог ей выйти из экипажа и отвел в дом.
Его маленький штат прислуги собрался во входном холле, и Кэйт проговорила свои приветствия, поскольку каждый член был представлен ей дворецким и экономкой. Штат прислуги не был велик, поскольку дом был небольшой по понятиям света, но, тем не менее, знакомство заняло добрых двадцать минут.
Двадцать минут, которые, к сожалению, совсем не успокоили ее нервы. К тому же, он положил свою руку ей на талию, и после знакомства с прислугой повел ее вверх по лестнице. Ее сердце стучало в груди так, что она впервые в жизни подумала, что оно может вывалиться наружу.
Не то, чтобы она боялась брачной постели.
Не то, чтобы она боялась не угодить своему мужу.
Даже невинная девственница вроде нее, могла сообщить, что его действия и реакции, когда они целовались, были достаточным подтверждением его желанию. Он бы показал ей, что ей надо делать, в этом она не сомневалась.
Чего она боялась, так это…
Чего она боялась, так это…
Она почувствовала удушье, и, поднеся кулак ко рту, прикусила его, чтобы успокоить ее взбунтовавшийся живот, как будто это могло чем-то помочь.
– Мой бог, - прошептал Энтони, как только они достигли верхней площадки. - Вы ужасно напуганы.
– Нет, - солгала она.
Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе, смотря глубоко ей в глаза. Пробормотав проклятия, он схватил ее за руку, и потянул за собой в спальню, проговорив слугам:
– Нам необходимо немного уединения.
Когда они достигли его спальни - богато обставленной, мужской комнаты, изящно декорированной в оттенках красного и золотого цвета - он упер руки в бедра и потребовал:
– Ваша мать рассказала вам об этом…хм…ну об этом.
Кэйт могла бы рассмеяться над его словами, не будь она так взволнована.
– Конечно, - быстро ответила она, - Мэри мне все рассказала.
– Тогда в чем, черт возьми, проблема? - он снова выругался, потом извинился.
– Я прошу прощения, - сказал он натянуто, - Это совсем не поможет вам успокоиться.
– Я не могу сказать, - тихо прошептала она, и ее глаза опустились на пол, сосредоточившись на замысловатом узоре на ковре, пока он не поплыл перед ее глазами из-за слез.
Странный звук вырвался у Энтони.
– Кэйт? - хрипло спросил он. - Неужели кто-то…какой-то мужчина…когда-то заставил вас…силой терпеть… его нежелательное внимание.
Она подняла на него глаза, и беспокойство и ужас, написанный на его лице, почти заставил ее сердце растаять.
– Нет! - выкрикнула она. - Это не то! Ох, не смотрите вы на меня так, я не могу этого вынести!
– Я не могу этого вынести, - прошептал Энтони, сокращая расстояние между ними, поскольку он поднес ее руку ко рту и поцеловал ее.
– Вы должны сообщить мне, - сказал он, и его голос прозвучал странно задыхающимся, - Вы боитесь меня? Я вам отвратителен?
Кэйт отчаянно замотала головой, не способная понять, как он вообще мог подумать, что какая-либо женщина найдет его отталкивающим.
– Скажите мне, - прошептал он ее в ухо, - Скажите мне, как сделать это правильно. Я не думаю, что смогу предоставить вам отсрочку.
Он встал напротив нее, его сильные руки прижимали ее к его телу. Он простонал:
– Я не могу ждать неделю, Кэйт. Я просто не могу это сделать.
– Я… - Кэйт допустила ошибку, посмотрев ему в глаза, и она забыла все, что она собиралась сказать.
Он уставился на нее таким горящим взглядом, который разжег огонь внутри нее, заставляя ее стоять, затаив дыхание, голодной и отчаянно нуждающейся в чем-то, что она не совсем понимала.
И она знала, что уже не сможет заставить его ждать. Если говорить честно и без заблуждений, то она должна признаться в том, что сама не желает ждать.
Для чего было ждать? Возможно, он никогда не полюбит ее. Возможно, его желание, никогда конкретно не относилось к ней, как ее к нему.
Но она могла притвориться. И когда он сжал ее в своих руках, и прижался губами к ее коже, так легко было притвориться.
– Энтони, - прошептала она, и в его имени прозвучала ее молитва, просьба и благословение сразу.
– Все, что угодно, - неровно ответил он, опускаясь перед ней на колено.
Его губы прокладывали себе дорожку по ее телу, а его руки отчаянно работали, чтобы освободить ее от платья.
– Просите у меня все, что угодно, - простонал он, - Все, что в моей власти, я дам вам.
Кэйт почувствовала, как откидывается назад ее голова, почувствовала, как тает последнее сопротивление.
– Любите меня, - прошептала она, - Только любите.
Его единственным ответом ей было низкое хриплое рычание.
Дело сделано! Мисс Кэтрин Шеффилд - теперь леди Кэтрин, виконтесса Бриджертон.
Ваш автор желает всего наилучшего счастливой парочке. Благоразумных и благородных люди всегда было недостаточно в свете, и конечно, это большое удовлетворение видеть, как двое из этой редкой породы сочетаются браком.
Светская хроника Леди Уислдаун, 16 мая 1814
До этого момента, Энтони не понимал, как же ужасно он в ней нуждался, чтобы сказать да, и удовлетворить ее просьбу. Он прижал ее к себе, его щека прижалась к ее нежному животу. Даже в ее свадебном платье она пахла лилиями и мылом, и это был, тот раздражающий аромат, который посещал его все последнюю неделю.