– Но не до такой же степени! – засмеялся Олег. – А вообще-то здорово: приходят завтра две Марины…
Марина ничего не ответила, а написала на листке блокнота печатными буквами: «Пароль: „Мария Стюарт“. Отзыв: „Граф Монте-Кристо“.
– Мария Стюарт? – прочел Олег вслух. – И Монте-Кристо. Я вас поздравляю. Этого они еще не проходили. У роботов графов не бывает.
– Детский сад, – вздохнула Марина, разорвала листок и спрятала клочки в карман.
– Ты чего? – удивился Олег.
– Ничего. Пароль придется сменить. Кто-то здесь протрепался вслух. Хотя он, может быть, ходячий передатчик. Придется написать снова. И только Севе. Тебе, Олег, я, к сожалению, больше не доверяю. Тебе вообще лучше в этом больше не участвовать. Ты делаешь все, чтобы погубить не только живое существо…
– Но и целую планету, – закончил за Марину Сева.
«Эх, предатель, – с горечью подумал Олег. – Переметнулся к Маринке в такой тяжелый для меня момент».
– Ты тоже хочешь, чтобы я больше в этом не участвовал? – спросил Олег обиженно, повернувшись к Севе.
Марина молча передала Севе листок из блокнота, и тот сразу же сунул его в карман.
– Это только предупреждение. Но последнее, – сказал Сева. – Пора становиться взрослым. Постарайся обойтись без детских шуточек.
Олег отвернулся. Сквозь деревья серебрилась река, и лунная дорожка тянулась прямо к кустам. Потом дорожка исчезла. Олег поднял голову. Темной тенью, перекрывая звезды, пронесся черный шар разведкатера. В общем-то, Маринка была права. Но от этого Олегу было не легче. Он все понимал, но не мог объяснить Севе, что не он, Олег, превращает все в игру, а, наоборот, они с Мариной переигрывают. А это, наверно, тоже опасно.
Сева с Олегом долго брели к городу. Они спешили, но усталость так завладела ими, что даже говорить не хотелось. Пыль поднималась серебряными облачками из-под ног, уже запели птицы, хотя еще стояла ночь. На большом мосту, где в город Крутояр входила шоссейка, они увидели парочку. Парень держал в руке транзистор, а девушка млела, глядя на луну.
– Кренги, – шепнул Сева, – осторожнее.
Олегу было уже все равно, кренги, не кренги, хоть целый полк кренгов.
Кренг с транзистором увидал Олега и сказал ему:
– Привет, Олежка, что ты по ночам гуляешь? Бабка тебе уши оторвет. И за дело.
Девушка захихикала.
– Самому тебе врежет, – устало огрызнулся Олег.
Парень оказался соседом, из его дома.
Когда они расставались у сквера, Сева строгим Марининым голосом сказал:
– Чтобы дома не проболтаться.
– Ладно уж, – отмахнулся Олег. – Если я бабке начал бы рассказывать, она бы мне первым делом горчичники поставила. Это ее основное лекарство. А я горчичники не выношу.
Всю ночь Севе снились кренги. Они гнались за ним по лунным кратерам, и сине-белый луч настигал его, грозя испепелить. Их пустые белые глаза выглядывали из темных углов комнаты, и Сева несколько раз за ночь просыпался и никак не мог отделаться от ощущения, что эти глаза следят за ним из-за угла. Ныло плечо – Сева ощупал его в полусне, – вроде бы какое-то уплотнение, там, где кренг ударил. Но, может, кажется?
Проснулся он окончательно в семь.
Утреннее солнце било в тюлевые занавески. Дома все еще спали. Сева на цыпочках подошел к окну, отодвинул занавеску – теперь надо незаметно уйти из дома и поднять Олега, который, конечно, проспит. Рука непроизвольно коснулась плеча – не рассосалось ли уплотнение? Нет. Неужели в самом деле Сева сейчас испускает сигнал: «Я здесь… Я здесь»?
Улица была пуста. В небольшом скверике, за которым стоял дом Олега, рыжий щенок гонялся за бабочками. Интересно, подумал Сева, кренги могут превращаться в щенков? Щенок побежал к кустам. Сева проследил за ним взглядом и увидел, что на покосившейся скамейке, на которой еще года три назад по молодости они с Олегом вырезали свои инициалы, сидит человек в сером плаще и черной кепке. И читает газету.
Человек повернул голову, глядя на щенка. Потом отложил газету и взглянул на окно. Сева опустил занавеску, и она, покачиваясь, распрямилась. Даже на таком расстоянии Сева ощутил холод взгляда и заглянул в пустоту светлых глаз со зрачками-иголками.
И стало страшно.
Сева оглянулся. Дверь в комнату, где спали мать с отцом, была приоткрыта, и была видна полная белая рука матери, свесившаяся с кровати. И вдруг захотелось разбудить мать и сказать… А что сказать матери? Сева непроизвольно прикрыл плечо ладонью, словно хотел приглушить передатчик, – он представил себе, что связан с чудовищем в скверике тонкой нитью. Нет, родителей впутывать в это нельзя. Они не поймут, не поверят и могут только пострадать.
Щенок зарычал, осел на задние лапы – что-то ему не понравилось в человеке.
«Правильно, молодец, – мысленно похвалил щенка Сева. – Мы с тобой их сразу отличим…»
Сева вздрогнул – сзади послышался голос матери:
– Ты чего вскочил ни свет ни заря? Опять куда-то навострился? Спать разучился.
– Я сегодня не поздно вернусь, – сказал Сева, и голос его был хриплым, словно чужим. – Скоро каникулы кончаются.
Еще хорошо, что у него нормальные отношения с родителями. Учится он хорошо, так что претензий нет. Может, рассказать все отцу? Нет, и отец не поймет. Он ни во что, кроме своих паровозов, не верит. Даже к палеонтологии относится скептически. Когда Сева рассказывал ему о том, что в меловом периоде здесь, в Крутояре, было море и в нем водились акулы, а по берегам бродили ящеры, отец с морем еще смирился, а про ящеров сказал, что климат для них неподходящий. А мать только сказала: «Какой ужас!» Если акулы, то купаться нельзя. Она обожает купаться.
Сева снова посмотрел на окно. Кренг сидел на лавочке, опустив голову, словно задремал. Вдруг он резко поднял голову, повернулся.
По улице не спеша шла Марина со спортивной сумкой в руке и глядела на номера домов.
Сева протянул было руку к форточке, чтобы открыть ее и предупредить Марину, но именно этого делать не следовало. Ведь Марина не видела кренгов близко и не отличит кренга от обыкновенного человека. Да, кричать нельзя. Закричать – все погубить. И так он под подозрением.
Сева, как был в одних трусах, выскочил босиком в коридор к лестнице. Дом был старый, бревенчатый, двухэтажный. Сева по скрипу пола всегда узнавал, кто идет по коридору. Он скатился по лестнице к входной двери. Как раз вовремя – вошла Марина.
Сева сказал быстро, чтобы Марина не успела испугаться:
– Это я, Сева, молчи.
Марина спокойно затворила за собой дверь, прищурилась, вглядываясь в полумрак лестницы, и, увидев Севу, спросила:
– Ты чего не оделся?
– Тише. За нами следят. Он там сидит, в сквере.