Вдохнув уютный запах собственного дома, в котором хотелось, но невозможно было задержаться, я перевела взгляд на фотографию.
Синхронные щелчки затворов послышались вокруг раньше, чем я успела открыть глаза.
– Спокойно! – взревел знакомый голос. – Всем убрать оружие!
Оказывается, это неприятно, когда на тебя смотрят черные круглые безжизненные глазки стволов. В количестве шести штук.
Мама….
Желудок скрутился в каменный узел.
Прищуренные мужские глаза за прозрачными антиосколочными масками, бронежилеты, громоздкие перчатки, сжимающие приклады.
Эльконто быстро разомкнул круг из одетых в черно-серый камуфляж солдатов и заголосил:
– Какие люди! Господа, это наш агент! Запомнить раз и навсегда и больше никогда не наставлять оружия.
Черные глазки по его команде потупились в пол. Дышать стало легче, создалась иллюзия, что мое тело стало гораздо целее, чем было, ведь его только что не продырявили во всех тех местах, куда смотрели прицелы.
Ф-ф-у-у-у-х. Нервы тут же сделались ни к черту, захотелось присесть.
– Всем выйти, у меня важный разговор с коллегой!
Слаженный топот тяжелых ботинок по направлению к двери, шуршание жестких рукавов, едва уловимый от одежды запах гари и дыма.
Когда все вышли, Дэйн закрыл дверь и махнул рукой на ближайшие кресло, стоявшее у пульта с миллионом больших и маленьких кнопок различной формы. Дав отдых ослабнувшим ногам, я огляделась вокруг.
Полутемный штаб был довольно большим. На одной из стен висела огромная карта, по-видимому, всего Уровня – прорисовка местности потрясала детальностью. Под картой находился стол с бумагами, длинными линейками, указками и пишущими принадлежностями, несколько стульев по его бокам, коробки и ящики, на одном из которых темной металлической поверхностью поблескивала винтовка.
Но главной достопримечательностью кабинета оказался огромный, как у космического крейсера, пульт управления и широкое от края пульта и до самого потолка окно, за которым висело низкое, непривычно-темное небо.
Дэйн, как и раньше, был одет во все черное: длинный плащ, джинсы, нательная водолазка, высокие ботинки. Колечко в ухе, заплетенная косичка сзади. Усевшись в соседнее кресло и сложив ногу на ногу, он с интересом уставился на меня.
На свет была поспешно извлечена карта памяти.
– Дрейк просил тебе передать вот это.
Эльконто одобрительно крякнул и протянул руку. Кладя крохотный кусок пластика на его ладонь, я невольно вспомнила Гулливера и лилипутов. Одним из последних сейчас чувствовала себя я. Большой он все-таки, командующий штабом…
– Это очень вовремя. Но неужто это все? А пачку печенья, чтобы чаю вместе попить?
Я невольно улыбнулась.
– Печенья пока нет.
За окном в отдалении что-то грохнуло – невидимая волна шевельнула стены и ударилась в окно. Я вздрогнула и посмотрела на улицу.
Почти везде, насколько хватало глаз, черные камни, огрызки строений, пустота и дым на горизонте.
– Что это?
– Война, – Дэйн спокойно переложил длинные ноги в ботинках прямо на край пульта.
– Всегда война?
– Всегда.
– Зачем?
Он не ответил. Грохнуло еще раз, на этот раз ближе. Мне показалось, что стены заходили ходуном.
– Ой….
Эльконто подмигнул.
– Эта берлога могла бы пережить атомный взрыв. Слава Богу, мы играем оружием попроще, так что бояться нечего. Стекло не развалится, даже если в него прилетит ракета. Хотя сюда редко кто доходит живым…
Продолжая вглядываться в хмурый пейзаж, я содрогнулась. Это место точно не мой рай. Ни куста, ни дерева, только камни и дым. Здесь постоянно кто-то умирал – ощущение смерти было густо разлито в воздухе. Нехорошее место, злое, враждебное.
– Я, пожалуй, пойду.
– Не хочешь скрасить старику минуту? Вот всегда так! Хотя тебя, наверное, Дрейк по полной грузит…. Чаю-то все-таки, может, попьешь?
Он указал на стоящий в углу чайник – потертый и темный.
– Нет, спасибо.
– Ну, тогда прямо не знаю, чем тебя еще задержать. Кстати, я забыл твое имя.
– Бернарда.
– Точно.
Пятерня взъерошила платиновый ежик; бусины на конце косички звякнули.
– Кто ее тебе плетет каждое утро? – все-таки спросила я. Не сдержала любопытства.
– Да когда как, – ухмыльнулся Дэйн. – Но вообще вакансия свободная. Хочешь занять?
Я смутилась и ушла от ответа:
– Мне пора.
– Спасибо за флэшку. Заходи, как будет время. С женщинами здесь беда.
Он отсалютовал указательным пальцем и улыбнулся – большой начальник грозного Уровня, с извечной на лице маской пошловатого «котяры», которая нет-нет да пропускала на поверхность таящееся в глазах одиночество.
* * *
Это была та же суббота.
Та самая, утром которой я забрала и перенесла в Нордейл Мишу. Еще минуту назад, по местному времени, он сидел во дворе детского интерната с привязанной к хвосту веревкой, ожидающий, возможно, самого худшего события в жизни. А минуту спустя и целую прожитую жизнь я стаяла у окна бывшей спальни, наблюдая за тем, как на жухлую траву ложится белая крупа.
Снег здесь еще не укрыл землю. Но уже скоро.
Оглядываться не хотелось. Спальня была вроде той же… и какой-то другой. Пустой и заброшенной. Для меня она стала бывшей, для мамы продолжала оставаться настоящей. В какой-то момент я осознала, что ощущение «чужести» распространилось не только на собственную квартиру, но и на мир вокруг.
Двор, знакомые дорожки, мусорные баки, песочница, стоящая рядом железная горка – все это было настолько же знакомым, насколько и неродным, будто бутафорские декорации из просмотренного вчера вечером фильма. Отсидел киноленту, вышел из зала и забыл все, что видел.
В спину усмехался и давил укоризненный, сквозящий в каждом движении мира взгляд: «Вернулась? Давай-давай, проваливай…. У нас тут забот хватает, нечего притворяться, что тебе интересно…»
Я раздраженно передернула плечами.
Он был прав – мне было неинтересно. Я любила мать, но больше не хотела вникать в здешние проблемы, заботы и разговоры. Не хотела залипать в эту паутину, не хотела быть поглощенной бытом. Хотела просто сделать то, что должна была, и уйти.
«Иди-иди…» – полный равнодушия ответ.
Пустая спальня, смотрящий в сторону экран монитора, отвернувшаяся к окну фиалка.
Скрипнула половица в коридоре, потом щелкнула задвижка в туалете.