А Костик, который первым вернулся к исходной точке, сразу увидел тонкую полоску, очищенную Молчуном.
– Глядите! – воскликнул он. А впрочем, восклицать и не было нужды, потому что Андрюша с профессором уже были рядом и тоже увидели тонкий, будто проведенный иголкой круг.
Сразу стало ясно, что если и удастся проникнуть в космический корабль, то надо еще более спустить воду из воронки, хотя бы на сажень. Принялись звать Молчуна, но тот не откликался. Тогда лопату взял Костик, Андрюша помогал ему топором, а профессор ворочал стволы колом. Углубить отводную канаву было трудно – чем глубже копали, тем шире становился вал и плотнее набит деревом. Часа два прошло, прежде чем канаву углубили настолько, что вода опустилась ниже возможного люка.
Вернулись к шару и стали думать, каким образом этот люк открыть. Андрюша не удержался и снова постучал. И, конечно же, без всякого результата.
Они тщательно расчистили и даже протерли рукавами весь люк и металл вокруг него в надежде увидеть какую-нибудь зацепку или замочную скважину. И ничего, конечно, не нашли.
– Давайте рассуждать логически, – сказал Мюллер, отмахиваясь от озверевших вконец комаров. – Разумеется, любая дверь открывается в первую очередь изнутри. Но если ты уходишь из дома или дома никого нет, а тебе надо обезопасить его от возможного похитителя, ты ее запираешь. А если мы так делаем на Земле, то и они, в небесных далях, должны делать то же самое.
– А если «сезам»? – спросил не без ехидства Костик.
– Какой «сезам»? – Профессор забыл о восточной сказке.
– В переносном смысле, конечно, – сказал Андрюша.
– А! Звуковой сигнал! – понял профессор. – Не исключено. Но давайте надеяться на нечто более обычное, потому что их слова «сезам» нам никогда не узнать.
Костик достал свой ножик и пытался всунуть его острие в нитяную щель. Безрезультатно. Они нажимали на разные места люка, и также ничего не выходило.
– Нет, – сказал наконец Мюллер. – Способ должен быть прост, и в то же время он должен исключать случайности.
– А если так? – спросил Андрюша и нажал обеими руками на люк, совершая при этом круговое движение, словно отвинчивая его.
Костик улыбнулся. Зрелище было нелепое. Когда у Андрюши не получилось движение в одну сторону, он, нисколько не смущаясь, стал поворачивать люк в другую сторону. И когда люк довольно легко двинулся и стал вывинчиваться, это было так необыкновенно, что Мюллер с Костиком замерли и затаили дыхание, будто боялись спугнуть корабль или помешать Андрюше.
Вывинтившись на три оборота, люк остановился – дальше не шел. Андрюша стал толкать его в разные места, и люк утопился правой стороной, повернулся вокруг вертикальной оси и замер.
Перед ними было темное отверстие, из которого исходил странный, легкий и чуть дурманящий запах, словно аромат экзотического цветка.
– Эй, – негромко произнес Андрюша, – там есть кто? Внутри было полное молчание.
Никто не решался сделать следующего шага. Вдруг Костик спросил, совсем не по делу:
– А как ты догадался этот круг вертеть?
– Не знаю, – сказал Андрюша. – Что-то меня натолкнуло.
– Ты думал об этом?
– Ни о чем я не думал.
– Молодые люди, – сказал Мюллер, – вы отвлекаетесь на частности.
– Мы ждем, когда вы, профессор, заглянете внутрь своего метеорита, – сказал Костик. – Там уже на стол накрыли.
– У меня создается ощущение, что вы не осознаете всего значения того, что происходит, – обиженно сказал профессор. – Мы с вами встретились с могущественной иноземной цивилизацией, преодолевшей немыслимые расстояния, чтобы достичь нашей планеты.
– Или ухлопать ее, – сказал начитанный Костик, который вспомнил выразительные картинки, виденные им в журнале
«Мир приключений», иллюстрировавшие повесть любимого им писателя Герберта Уэллса «Борьба миров».
– Я полагаю, – возразил профессор, – что цивилизация, которая постигла межзвездные сообщения, не может быть злобной.
– Почему? – спросил Костик.
– По той простой причине…
Но причины профессор не нашел и еще более рассердился.
– Я пошел, – сказал он, не двигаясь с места. – Нас ждут.
– Нас ждут мертвые тела, – сказал Костик.
Профессор не понимал, что за внешней грубостью и даже развязностью Костик скрывает страх, владевший им. Черное отверстие люка в космический аппарат представлялось входом в преисподнюю. Но так как Косте казалось, что спутники никоим образом не разделяют его страха, то и самому показывать его было нельзя.
– Я пойду, профессор? – тихо спросил Андрюша, поправляя грязными пальцами очки. – Я худее вас, мне сподручнее.
– Идите, Андрюша, – с облегчением сказал профессор. – И говорите нам оттуда обо всем, что увидите.
– Я увижу, – сказал Андрюша, словно находился в каком-то трансе. – Я увижу нечто подобное фобу.
– Андрей! – остановил его Мюллер. – Идите, не надо фантазировать. Если вы боитесь, я пойду первым.
– Нет, я не боюсь. Мне ничто не угрожает, – ответил Андрюша, взялся пальцами за края люка и, подпрыгнув, перенес ноги через нижний край люка. Потом он выпрямился, и голова его исчезла из виду.
И тут же внутри аппарата зажегся свет, так что торс Андрюши стал черным силуэтом.
– Осторожнее, Андрюша! – воскликнул профессор, отступая от люка. – Возвращайтесь.
– Ничего страшного. – Андрюша наклонился, чтобы выглянуть из люка. – Аппарат устроен таким образом, что появление человека включает приборы, которые обеспечивают его светом, теплом и прочими жизненными функциями.
– Ты сам говоришь? – вдруг спросил Костик.
– А кто же за меня?
– Ты говоришь как-то не так. Будто тебе внушают эти мысли.
– Костя, вы отвлекаете Андрюшу, – сказал Мюллер.
– Я опасаюсь, – сказал Костик, – не проникла ли в мозг Андрюши чужая сила, таящаяся в этом аппарате.
– Это чистая мистика, – сказал профессор. – Но если вам страшно, то вы можете вернуться в лагерь.
– Мне страшно. Но не за себя, – сказал Костик. – Мне страшно за все человечество.
– Почему? Нам ничто не угрожает. Мы ученые. И движимы гуманными побуждениями.
– Что ваш гуманизм по сравнению с тем, о чем мы не можем иметь представления?
– Гуманизм одинаково свойствен всем разумным существам. Он рожден христианством.