Итак, фрау Погге вошла, села за стол и обиделась. Собственно говоря, ей следовало бы извиниться за опоздание. Но вместо этого она обиделась, что ее не подождали с обедом. Господин Погге опять принял таблетки, на сей раз квадратные, скривился и запил их водою.

– Не забудь, что вечером мы приглашены к генеральному консулу Олериху, – напомнила жена.

– Не забуду, – сказал господин Погге.

– Курица совершенно остыла, – пожаловалась она.

– Ясное дело, – сказала толстая Берта.

– У Кнопки много уроков? – спросила мать.

– Нет, – ответила фройляйн Андахт.

– Детка, да у тебя зуб шатается! – воскликнула фрау Погге.

– Ясное дело! – ответила Кнопка.

Господин Погге поднялся из-за стола.

– Я уже понятия не имею о том, что у нас в доме делается по вечерам.

– Но ведь вчера вечером мы были дома, – возразила его жена.

– Да, но у нас были Брюкманы, – заметил он, – и Шраммы, и Дитрихи, тьма народу.

– Так все-таки были мы вчера вечером дома или не были? – спросила она, не спуская с мужа пристального взгляда.

Господин директор Погге из осторожности предпочел не отвечать ей и направился в свой кабинет. Кнопка последовала за ним и они оба уселись в большое кожаное кресло, вполне просторное и для двоих.

– У тебя зуб шатается? Больно? – спросил отец.

– Ни капельки! Я его как-нибудь вырву, может, прямо сегодня!

В этот момент у дверей дома раздался гудок автомобиля. Кнопка пошла проводить отца до машины. Господин Холлак, шофер, приветствовал Кнопку. Она тоже поздоровалась с ним. Она все сделала точь-в-точь как он, даже поднесла руку к козырьку, хотя на ней не было фуражки. Отец сел в машину. Машина тронулась. Отец помахал Кнопке на прощание. И она тоже помахала ему.

Она уже собиралась вернуться в дом, как на пороге вырос Готфрид Клеппербейн, привратницкий сын, отъявленный мерзавец.

– Эй, ты! – обратился он к девочке. – Дашь мне десять марок, я тебя не выдам. А не дашь, все расскажу твоему папаше.

– Это что же? – простодушно осведомилась Кнопка.

Готфрид Клеппербейн грозно загородил ей дорогу.

– Сама знаешь, не строй из себя дурочку, дорогуша!

Кнопка хотела войти в дом, но он не пускал ее. Тогда она встала рядом с ним, заложив руки за спину и подняла удивленный взор к небу, словно заметила там то ли дирижабль, то ли майского жука на коньках, то ли еще что-то в этом роде. Мальчишка, конечна же, тоже поднял глаза, и тут она пулей пронеслась мимо него, так что Готфрид Клеппербейн, как говорится, остался с носом. Очень удачное выражение!

РАССУЖДЕНИЕ ПЕРВОЕ

О ДОЛГЕ

Уже в первой главе появилось довольно много действующих лиц, не правда ли? Посмотрим, удалось ли нам всех запомнить. Итак, господин директор Погге, его дражайшая супруга, Кнопка, тощая фройляйн Андахт, толстая Берта, Готфрид Клеппербейн и Пифке, маленькая такса. Таксы, правда, не считаются людьми. Увы.

А теперь я вот что хочу спросить: кто из персонажей вам понравился, а кто нет? Если бы меня спросили, я бы сказал: мне ужасно нравятся Кнопка и толстая Берта. Относительно господина Погге я пока не могу сказать ничего определенного. Но мать Кнопки мне ужасно не понравилась. Я таких женщин терпеть не могу. Если она не заботится о муже, то зачем, спрашивается, вышла за него замуж? Если не заботится о своей дочке, то зачем, спрашивается, произвела ее на свет? Эта женщина попросту пренебрегает своим долгом. Разве я не прав? Неужели так уж дурно, что она любит ходить в театр, в кино или даже на шестидневные велосипедные гонки? Но ведь она еще и мать Кнопки. И жена господина Погге. И ежели она об этом забывает, то пусть себе катится к черту!

Верно?

Глава вторая АНТОН ДАЖЕ УМЕЕТ ГОТОВИТЬ

После обеда у фрау Погге началась мигрень. Мигрень – это головные боли, даже если голова вовсе и не болит. В таких случаях толстая Берта должна опускать в спальне жалюзи, чтобы там было темно, как ночью. Фрау Погге улеглась в постель и сказала фройляйн Андахт:

– Пойдите погуляйте с девочкой. И непременно возьмите с собой собаку! Мне необходим покой. И смотрите, чтобы ничего не случилось!

Фройляйн Андахт направилась в детскую, за Кнопкой и Пифке. И угодила в самый разгар театрального представления. Пифке лежал в Кнопкиной кровати, так что виден был только его нос. Он как раз играл волка, только что сожравшего бабушку Красной Шапочки. Он, правда, не знал этой сказки, но роль свою исполнял недурно. Кнопка стояла возле кровати в красном берете и с Бертиной рыночной корзинкой на руке.

– Бабушка, – удивленно говорила она, – почему у тебя такой большущий рот?

Затем, изменив голос, устрашающе зарычала:

– Чтоб лучше съесть тебя!

Кнопка опустила корзинку на пол, подошла вплотную к кровати и, точно суфлер в театре, прошептала на ухо Пифке:

– Вот теперь ты должен меня съесть!

Пифке, как уже было сказано, не знал сказку про Красную Шапочку, поэтому он только перевалился на бок и не сделал того, что было велено.

– Сожри меня! – настаивала Кнопка. – Будешь ты меня жрать или нет? – Кнопка топнула ногой и закричала: – Ты что, оглох, окаянный пес? Ты просто обязан меня сожрать!

Пифке рассердился, вылез из-под одеяла и усевшись на подушке залаял во весь голос.

– Ну ни капли таланта! – возмутилась Кнопка. – Никудышный из тебя артист!

Фройляйн Андахт надела Пифке, не подозревающему о том, что он волк, ошейник, прицепила поводок, напялила на Кнопку синий плащ с золотыми пуговицами и сказала:

– Надень панаму, мы идем гулять.

Вообще-то Кнопка предпочла бы надеть берет, но фройляйн Андахт пригрозила:

– В таком случае ты не пойдешь к Антону.

И это подействовало.

Они вышли из дому. Пифке сразу же уселся на мостовой, так что гувернантке пришлось изо всех сил тянуть его.

– Опять он не желает ходить! – сказала фройляйн Андахт и взяла его на руки. Теперь он висел у нее под мышкой наподобие попавшего в аварию носового платка, и недовольно сверкал глазами.

– На какой улице живет Антон, ты запомнила?

– Артиллериштрассе, пятый этаж, направо.

– А номер дома?

– Сто восемьдесят разделить на пять, – отвечала Кнопка.

– Почему ты просто не скажешь: тридцать шесть? – поинтересовалась гувернантка.