Джон знал только одно: воздух вокруг отравлен и ему не следует снимать противогаз ни при каких обстоятельствах. Он еще на подъезде к городу сделал попытку снять его и тут же чуть не потерял сознание.
Через двести ярдов после городской черты его «додж» вдруг умер. Мотор заглох, снова чихнул и заглох окончательно. Все попытки Леандро завести машину были напрасны.
Большинство машин в Хейвене перестали двигаться около двух недель назад. Постепенно растущее силовое электромагнитное поле на поверхности земли способствовало мгновенной разрядке аккумуляторов, и автомобиль Леандро не избежал подобной участи.
Джон немного посидел за рулем, тупо глядя на приборный щиток. Ну, в чем дело? Бензина в баке достаточно, масла тоже, а машина не заводится. Ему даже в голову не приходило, что виноваты могут быть аккумуляторы, потому что они не прослужили и трех месяцев. По обе стороны дороги росли деревья. Сквозь густую листву пробивались и падали на асфальт солнечные лучи. Леандро вдруг почудилось, что из-за деревьев на него смотрят чьи-то глаза. Ерунда, конечно, но ощущение почему-то не проходило.
Что ж, выйди и посмотри. А потом не жди, иди в город, пока не отказал противогаз.
Он взял фотокамеру, повесил ее через плечо, спрятал ключ от машины в карман и, бросив на новенький «додж» взгляд, полный сожаления, сделал шаг в сторону дороги. Ему показалось, что он слышит какой-то шум. Он быстро оглянулся. Ничего… Он ничего не увидел.
Невдалеке чернел лес. Он немного пугал Леандро, и тот, помедлив, вернулся к машине, отыскал пистолет, снял его с предохранителя и засунул за пояс. Излишняя предосторожность никогда не помешает, — подумал он.
Он напоминал себе мусорщика, собирающего в совок всякий хлам. От тоже наполняет свой совок всяким хламом, потому что слово «хлам» вполне подходит к тому вороху информации, которую он вынужден собирать по роду своей деятельности.
И он был молод. Разве двадцать четыре года — возраст? Молод и честолюбив. Он видел свои репортажи на первой полосе «Ньюсуик» и надеялся, что репортаж о Хейвене — это его выигрышный билет в лотерее.
Он входил в город. Ему не встретилась по дороге ни одна машина, он не увидел ни одного человека, ни одного животного. Казалось, и его никто не должен был видеть.
Но процесс «превращения» в Хейвене прогрессировал, и все больше горожан побывало у Бобби в сарае. Все больше странных изобретений наводнило город. Все легче на расстоянии читались чужие мысли. Хейзел Мак-Гриди сидела у себя в конторе за столом, когда вдруг получила сигнал, что кто-то вошел в город.
И она позаботилась о вошедшем как могла.
Перед Леандро вдруг возник аппарат, в котором продавались охлажденные бутылки пепси-колы и фанты. Аппарат висел в воздухе в восемнадцати дюймах над дорогой.
Я схожу с ума, — подумал Леандро. — Аппараты не могут летать. А если аппараты летают, тогда и я могу взлететь.
Мысль почему-то позабавила его, и Леандро рассмеялся. Но смех тут же прервался: аппарат теперь не просто висел, он направлялся к нему. Он был совершенно РЕАЛЬНОЙ ВЕЩЬЮ. Леандро понял, что он не останавливается, и стал отступать назад. Автомат с воздуха настигал его, и Джон слышал, как звякают в нем бутылки.
Леандро споткнулся. Фотокамера слетела с плеча и упала на асфальт. Вот черт, — подумал он. — Четыреста долларов пропали!
Автомат тем временем немного изменил направление. Он отказался от преследования и сосредоточился на машине. Зависнув прямо над крышей «доджа», он вдруг, подобно прессу, стремительно опустился вниз. Раздался скрежет металла о металл, треск — и крыша автомобиля начала проседать под тяжестью автомата. Автомат при этом тряхнуло, и одна бутылка выскочила из него и покатилась по асфальту. Еще секунда — и спрессованный «додж» лежал на асфальте, а аппарат снова поднялся в воздух.
Джон, как завороженный, смотрел на случившееся. Он даже не сообразил, что, собственно, остался без автомобиля.
И тут он понял, что следующим объектом нападения становится он сам. Автомат решительно направился по воздуху в его сторону; Джон бросился бежать, но автомат не отставал. Вспомнив о пистолете, Леандро вытащил его из-за пояса, на бегу прицелился и выстрелил — раз, другой, третий… Первые два выстрела не попали никуда, а третьим было разбито стекло.
Казалось, это вывело автомат из равновесия. Он догнал Джона и спикировал непосредственно на него. Джон успел уклониться, но при этом упал. Он забыл о камере, забыл о машине, забыл обо всем. Разве можно помнить о чем бы то ни было, когда на тебя падает шестисотфунтовая громадина!
Автомат снова предпринял атаку. Он с грохотом опустился на ноги Джона — и раздался ужасный треск, кости дробились на мелкие кусочки. Джон не успел закричать — автомат проехал по нему, как каток, размазывая по земле. Через несколько секунд все было кончено.
Автомат, который до этого украшал кафе на Хейвен-Роуд, поднялся в воздух и медленно удалился.
Гарднер боялся, что Бобби, Новая и Усовершенствованная Бобби, постарается выйти раньше него, чтобы захлопнуть перед его носом дверь. Воздуха в баллоне оставалось совсем немного, и тогда он недолго протянул бы здесь.
Внезапно он услышал или скорее понял ее мысль, адресованную ему: Не снимай маску, пока не выйдем наружу. Была ли это мысль Бобби, или же это была игра его воображения? Нет. Это реальность. Она действительно дала ему этот совет.
Кровотечение из носа не прекращалось. Оно было, пожалуй, наиболее сильным за все время, даже по сравнению с тем, самым первым, когда Бобби только привела его к кораблю.
Почему нельзя ее снимать? — спросил он Бобби, стараясь, чтобы она услышала только вопрос и ничего больше.
Большинство машин, которые заработали, — это воздухопреобразователи. Воздух вокруг корабля теперь ничем не отличается от воздуха внутри, и необходимо не только выйти наружу, но и отойти на достаточно безопасное расстояние и лишь потом снять маску.
Ее мысли не походили на мысли человека, который собирается кого-то убить, но глаза… Этот странный взгляд…
Они достигли вершины. Гарднер начинал задыхаться. Очевидно, воздух был уже совсем на исходе. Он судорожно его глотал, старался дышать помедленнее, но все было напрасно: в глазах у него постепенно темнело, а ноги слабели.
Досчитаю до десяти, — подумал он, — досчитаю до десяти, постараюсь за это время отбежать как можно дальше от входа, потом сорву маску — и будь что будет. Лучше умереть, чем чувствовать себя так, как сейчас.