Домой до темноты | Страница: 65

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Подведя разговор к музыке, Страж заставил ее обмолвиться о гранте на учебу в Парижской консерватории.

— Я сражен, — сказал он. — Туда принимают только лучших. — Захотелось рассказать о матери, которая тоже музицировала, хоть не блистала мастерством, но потом он решил, что чем меньше будет известно о его семье, тем лучше. — Когда едете?

— Еще не знаю, поеду ли вообще. Пожить там всегда было моей мечтой, но сейчас… такой серьезный шаг…

— Что вас удерживает?

Джелли пожала плечами:

— Я никогда не была за границей. В Париже никого не знаю. Я вовсе не уверена в своих способностях. Придется оставить двух беспомощных нахлебников, моих кошек, да еще мама… Выбирайте сами.

— Я прожил там довольно долго. Так что один знакомый у вас есть, Джелена, — улыбнулся Страж. — Приятель, который с радостью покажет вам Париж.

— Буду знать. — Она кивнула, но улыбкой не ответила.

Ты чуть не назвал ее «Джелли», да? Едва не сорвалось с языка. Она еще не просила так ее называть и даже не обмолвилась, что так ее зовут другие. Одна оговорка, дружок, и вся твоя затея накроется медным тазом…

Десерт ели в молчании. Страж откровенно ее рассматривал и даже не думал этого скрывать — встретив ее взгляд, он только улыбался. Ему было плевать, что это ее смущает. Теперь он видел, что Джелли не просто миловидна, но красива: чуть широковато расставленные глаза дикого зверька, большой рот, длинная изящная шея, безупречная золотистая кожа. Он ее не хотел. Мог бы взять, но он не раб своих сексуальных порывов. К счастью, эту напасть он одолел еще в юности. Она явно не дура, обаятельная и пылкая; можно понять, отчего мужик вроде Листера клюнул на этакую телку.

Запах ее духов, свежий и безыскусный, порождал осязаемый образ стеклянного пресс-папье. Страж выждал, когда молчание стало почти неловким, и тогда спросил, все ли в порядке.

Джелли нахмурилась:

— Почему вы спросили?

— Вы какая-то сама не своя.

— По сравнению со вчерашней? То была вечеринка, приятель.

Страж кивнул:

— Славно провели время.

— Надеюсь, ничего такого? — Джелли выгнула бровь. — Я перебрала.

— Полагаете, я этим воспользовался? — Страж улыбнулся, разглядывая свои руки. — Вы сказали, что хотите забыться.

— Да? Прям реплика театральной дивы. — Она усмехнулась, потом глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух. — Да, вы правы. Пожалуй, я немного расклеилась…

Ей явно хотелось поделиться. Еще бы, он сам ее обхаживал и создавал впечатление, будто у них много общего, пользуясь тем, что знает ее пристрастия и антипатии. Вот только не ожидал, что оборона рухнет так скоро.

— Хотите, поговорим об этом?

— Не особенно, — покачала головой Джелли.

— Я понимаю… свежая рана. К тому же вы меня почти не знаете. — Он откинулся на стуле и улыбнулся. — Порой легче исповедаться незнакомцу.

Ага, колеблется, раздумывая над его предложением.

— Похоже, вы славный человек. Нет, правда, только… А, ладно, какого черта!

Весь этот вздор известен, но интересно, что она предпочтет утаить? Не называя имен, Джелли поведала, что отбивается от ухаживаний женатого мужчины старше себя. Не знай он всей правды, никогда не поверил бы, что речь о человеке, которого она в глаза не видела.

Страж умел слушать: знал, как расслабить собеседника, когда задать вопрос, а когда помолчать. Он сказал, что понимает Джелли, ибо недавно сам был в подобной ситуации и «все еще не может оправиться». Она явно ему сочувствовала.

Страж легко освоил навык показного сопереживания; как сказала одна старая кинозвезда, все дело в верном отклике на реплику партнера.

— Где вы познакомились?

— Знаю, это покажется безумием…

— Стоп, не говорите. — Страж улыбнулся и поднес два пальца к виску, словно осененный догадкой. — В интернете!

— Ничего себе… Как вы догадались?

— Разве не там вы с мистером Дарси [87] поженились?

— И там же развелись. — Джелли изобразила томность и тыльной стороной ладони отерла лоб. — Отныне я свободна.

— Значит, я первый, кто вас поздравит.

Страж шутливо поднял бокал, оба рассмеялись. Теперь, когда взаимопонимание было достигнуто, он не сомневался, что Джелли позволит отвезти ее домой.

А там посмотрим, решил Страж.

53

Прерывистый скрип ржавых петель уже действовал на нервы. Он напомнил об экранных заставках с изводящим звуковым сопровождением вроде бульканья, грома фанфар и космического шороха. В виртуальном доме скрипела дверь черного хода, раскачиваемая ветерком.

Прячась за пластиковой коробкой с остатками большого чизбургера, ноутбук покоился на столе гостиничного номера. Близилась половина десятого, на улице была кромешная тьма. Весь вечер Кэмпбелл безуспешно пытался проникнуть в виртуальную копию дома Ситонов. Видимо, Страж опять решил не впускать — просто из вредности.

Внезапно где-то грохнула дверь, Кэмпбелл вздрогнул и огляделся. В компьютере противное «скрип-хлоп… скрип-хлоп» стало громче и назойливей. Туристские башмаки в прихожей еще не забылись, и потому даже в мотеле было не по себе.

А ну как Страж читает его мысли? Тряхнув головой, Кэмпбелл убавил звук телевизора, где гремел соревновательный Уимблдон, и вернулся к своим баранам. С последней попытки прошло минут двадцать, картинка на сайте перешла в ночной режим, сравнявшись с реальным временем.

К неподвижной парадной двери была приколота записка: «Входи».

Кэмпбелл расчистил бедлам на столе и сел к компьютеру. Щелкнув по приглашению, он оказался в мрачном доме, причем сразу был допущен на площадку второго этажа. Сыщик удовлетворенно хмыкнул.

Перед ним вновь были четыре одинаковые двери. При тусклом свете люстры, висевшей над лестничным колодцем, он ткнул курсором в каждую. Как и прежде, открылась лишь дверь в спальню Эрнеста Ситона.

На кровати свернулся калачиком мальчик в пижаме; зажав руками уши, «Эрни» (аватар представлял собой курносого конопатого паренька) мотал головой, словно в муке. Вначале показалось, что его донимает неприятный шум или музыка.

Но в доме было тихо — во всяком случае, фонограмма сайта молчала.

Затем из-под соседней двери на площадку выползло нечто похожее на туманное или дымное облачко. Беловатое марево подплыло и чудесным образом превратилось в трехмерное слово ЛЖИВАЯ, за которым по буквам возникло еще одно: СУКА. Кэмпбелл понял, что мальчик спасается от мерзкого шума родительской ссоры.