– Это вы ко мне подошли, – веско заметила Линетт. – Вы могли бы оставаться там, где стояли.

– Я здесь из-за вас. – Куинн схватил ее за локти и грубо привлек к себе. – Если бы вы воздержались от шалостей еще на несколько дней, меня давно бы уже не было во Франции.

Линетт нахмурилась. О чем он говорит? Надо было попросить, чтобы он не распускал руки. Ни один мужчина не позволял такое в отношении дочери виконта де Гренье. Ей с трудом верилось в то, что Куинн так поступает с ней, но она не могла вырваться из его объятий, потому что ощущения, вызванные его непосредственной близостью, поразили ее. Он был твердым как камень. Она такого не ожидала.

Линетт словно со стороны слышала свое частое дыхание. Потом, не понимая, что делает, качнулась ему навстречу, вжавшись грудью в его грудь. Все это походило на безумие. Она совершенно не знала этого мужчину, а он, казалось, был сильно на нее зол.

Но в его объятиях она, как ни странно, чувствовала себя просто прекрасно.

Тянулись мгновения, Куинн стоял неподвижно. Затем он резким движением повернул ее к окну и, нетерпеливо отдернув штору, посмотрел ей в лицо, освещенное лунным светом. Своими длинными, ловкими пальцами он развязал тесьму, удерживающую маску, и маска упала на пол. Линетт внезапно почувствовала себя голой. Но, словно этого было мало, она испытала сильнейшее желание раздеться совсем: под его жарким взглядом снять все, что было на ней надето. Неужели она смогла вызвать столь живой и страстный интерес в таком красивом мужчине? У нее голова шла кругом.

Буравя ее взглядом, Куинн мрачно скривил губы.

– Почему вы на меня так смотрите?

Линетт судорожно сглотнула.

– Как?

Куинн раздраженно что-то пробурчал, опустил штору и схватил ее за талию.

– Так, словно вы хотите лечь со мной в постель.

Господи, ну что на это скажешь?

– Вы… вы очень привлекательны, мистер Куинн.

– «Мистер Куинн», не иначе, – проворчал он. Ладони его сжимали ее талию, заставляя Линетт чувствовать себя маленькой и хрупкой. Сладостно слабой. Покоренной. – Я всегда знал, что вы сумасшедшая.

Линетт облизнула пересохшие губы, и он прожег ее взглядом.

– Какую игру вы ведете? – вновь спросил он, и на этот раз она услышала в этом вопросе что-то иное, что-то запретное, что-то предельно возбуждающее.

– Я думаю, что мы оба сбиты с толку, – заикаясь, пролепетала она.

Он сжал ладонью ее затылок, чуть повернув ее лицом к себе, отвел ее голову назад, наклонившись над ней всем телом.

– Я совсем запутался.

Линетт вдыхала его дыхание. Тела их скользили друг о друга, разжигая и без того кипящую кровь. Все это началось еще там, в зале, когда она почувствовала на себе его взгляд. Но тогда она и предположить не могла, как далеко все это зайдет.

– Хотите, чтобы я вас взял прямо здесь? – прошептал Куинн, прикасаясь губами к ее горлу. Она дрожала от страха и восторга одновременно. – Потому что вы молите меня об этом, колдунья, и я обезумел настолько, что готов оказать вам эту услугу.

– Я…

Куинн повернул голову и поцеловал ее. В поцелуе его не было ни почтения, ни нежности. Он овладел ее ртом с ненасытной жадностью дикаря. Наверное, ей следовало бы испугаться. Он едва сдерживался, мечась между гневом и всепоглощающим желанием.

Линетт всхлипнула и вцепилась в полы его камзола, чтобы не упасть. Ощущая на губах его' вкус, она решилась и лизнула его губы. Куинн застонал и прижался к ней еще теснее. Она не оказала ему сопротивления, и он сразу стал мягче, нежнее. Казалось, ее капитуляция умилостивила его.

– Скажите мне, во что вы впутались, – прошептал он, покусывая ее губы.

– Вы скажите, – выдохнула она, закинув голову, подставляя ему губы.

Она была как пьяная. Комната вращалась. Линетт закрыла глаза, но комната все равно продолжала вращаться. Наверное, она упала бы, если бы он так крепко не держал ее.

Куинн присел на ближайший стул, увлекая ее за собой. Линетт оказалась у него на коленях верхом, лицом к нему.

– Почему сейчас? – спросил он, прокладывая дорожку из поцелуев от ключицы к уху.

Она закинула руки ему за шею и откинула голову, подставляя шею под жаркие поцелуи. Он втянул горячим влажным ртом нежную кожу чуть пониже уха, и Линетт заерзала на нем в бездумном наслаждении.

– Мистер Куинн…

Он негромко засмеялся неожиданно теплым, душевным смешком.

– Кто знал, что вы такая жаркая подо всем этим льдом?

– Поцелуйте меня еще раз, – взмолилась Линетт.

Теперь, когда она знала, чего ждать от его губ, она полюбила их еще сильнее.

– Мы должны уйти отсюда, не то я задеру вам юбки и возьму вас прямо тут.

Куинн овладел ее нижней губой, и тело Линетт стало как мягкий текучий воск. По крайней мере, ей так показалось. Там, внизу, было горячо и влажно.

– Тогда давайте удалимся туда, где нам не помешают, Лизетт, пока похоть не пересилила во мне разум.

Лизетт?

Линетт замерла, затаив дыхание при звуке чужого имени.

И тогда внезапно многое стало понятным. Его вопросы, его поведение. Саймон Куинн знал ее сестру. Ее сестру-близняшку. Ее лучшую подругу и ее самую тяжкую утрату.

Ибо Лизетт была мертва, и тело ее покоилось в Польше, в семейном склепе с красивыми барельефами.

И что же: получается, что Куинн знает ее сестру и верит в то, что Лизетт жива?

Глава 2

Побережье Франции

Тремя днями ранее

Лизетт Руссо, шпионка и наемный убийца, знающая толк в своем ремесле, полной грудью вдохнула морской воздух через окошко иллюминатора. Ей и самой было странно, почему стремительно приближающаяся гибель, не пугает ее. Она видела смерть не раз, в самых разных ее обличьях. По большей части смертники испытывали ужас и в отчаянии молили о пощаде. Но Лизетт не видела в смерти ничего, кроме избавления, и иначе думать о ней не могла.

Утром корабль, на котором ее везли как пленницу, должен пристать к берегу Франции. Неизвестно, что ее там ожидало. Ее отправили в Англию раскопать кое-какую информацию, но миссия закончилась провалом: ее взяли в плен. Еще двое французских агентов оставались в Англии. Третий был убит ею же. При таких обстоятельствах эта ночь могла стать ее последней. Но осознание этого факта почти никак не отражалось на чувствах Лизетт.

Она была не из тех, кто любит анализировать свои чувства и ощущения, но она, тем не менее, не могла не задумываться над тем, как странно потеря памяти сказалась на ней. Словно, утеряв свое прошлое, она утратила способность радоваться жизни, ощущать ее вкус, как говорят французы. Два последних года жизни – вот все ее прошлое. А то, что происходило до этого, было, для Лизетт покрыто полнейшим мраком. И, не имея корней и почвы, в которую можно корни пустить, даже если вместо корней остались одни обрубки, Лизетт дрейфовала по жизни как плот без руля и ветрил. Жизнь ее была бессмысленной и бесцельной. И Лизетт ничего, кроме усталости, не ощущала.