Он усмехнулся, получая удовольствие от этой игры.

– Кто знал, что вы горите так жарко под ледяной оболочкой?

– Поцелуйте меня еще, – взмолилась она, и ее хрипловатый голос навел его на мысль о смятых простынях и о том, как она выгибается ему навстречу, распростертая на постели, умоляя о поцелуях.

– Мы должны уйти, пока я не задрал, вам юбки и не взял вас прямо здесь.

Будь его желание не таким сильным, он бы не раздумывая овладел ею прямо здесь и сейчас, и, утолив страсть, прочистил бы себе мозги настолько, чтобы без помех проводить ее домой. Но каким бы редким и необычным ни было его теперешнее состояние, он узнал этот голод. Такой голод одним раундом не утолить. Начав, он не сможет остановиться до утра.

– Нет…

Он втянул в себя ее полную нижнюю губу. Она теснее прижалась к нему.

– Тогда давайте уединимся там, где нам не помешают, Лизетт. Пока похоть не взяла верх над рассудком.

Она напряженно замерла под ним, очевидно, осознав всю меру его возбуждения, затем отстранилась и нахмурилась. Глаза ее были широко открыты и блестели в темноте. Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, затем склонила голову набок, глядя на дверь.

– Вы чувствуете запах? – спросила она, оттолкнув его от себя.

Саймон потянул носом, ожидая вдохнуть экзотический запах лилий, но вместо этого почуял едкий запах дыма. Потребовалась секунда-другая, для того чтобы сквозь плотный туман страсти, застивший ему мозги, пробилось понимание того, что они в опасности. И в тот же миг из бального зала донесся крик, подтвердив его подозрения.

– Черт! – Он вскочил на ноги, успев придержать Лизетт, чтобы та не упала, и бросился к двери.

Из щелей вокруг порталов струился зловещий неровный оранжевый свет. Саймон схватился за ручку двери и тут же отдернул ладонь, бормоча ругательства.

– Если бы не перчатки, у меня был бы ожог, – сказал он Лизетт, которая торопливо завязывала маску. – Огонь горит прямо за дверью.

– Господи. Что нам делать?

Он успел подумать, что странно слышать такое от женщины-шпионки. Однако времени на раздумья у него не было.

– К окну!

– А как остальные? – Она без колебаний пошла за ним.

– Двери зала выходят в сад. – Из зала доносились крики – гости знали о пожаре.

Саймон открыл задвижку на окне и поднял скользящую раму, высунув голову из окна. Там, внизу, была клумба, заросшая мятой, что обеспечивало мягкое приземление. Воздух был чист и прохладен: резкий контраст с тем едким дымом, что стремительно заполнял библиотеку.

– Дайте мне руку.

Саймон посмотрел через плечо и приподнял брови, увидев, что Лизетт обеими руками ощупывает себя под платьем. Когда кринолин и нижние юбки вернулись на место, он улыбнулся. Прагматичная Лизетт. И вдруг эта черта показалась ему очаровательной и милой, и вовсе она не свидетельствовала о ее холодном сердце.

Лизетт протянула ему руку и натянуто улыбнулась.

– Вам не покажется странным, если я признаюсь, что рада оказаться с вами в такую минуту?

Он привлек ее к себе и быстро поцеловал в губы.

– Потом вы покажете мне, насколько рады этому обстоятельству.

Он не отпускал ее руки до тех пор, пока она не приземлилась на землю. Затем, перекинув ногу через подоконник, он собрался последовать за ней.

Но как раз в тот момент, когда Саймон собирался спрыгнуть, он услышал полный ужаса женский крик. И крик доносился не из бального зала, а откуда-то совсем рядом с тем местом, где находился он.

Саймон снова взглянул на дверь, Думая о том, как добраться до несчастной, которая кричала. Добраться до нее из библиотеки возможности не было. Глаза слезились от дыма, легкие жгло. Из комнаты было только два выхода – через дверь и через окна, в одно из которых он сейчас выглядывал. Придется искать путь извне.

Саймон спрыгнул на клумбу. После отравленного воздуха библиотеки свежий аромат мяты был как благословение. Он огляделся в поисках Лизетт. Она куда-то пропала: скорее всего, побежала к остальным гостям. Он был рад, нет, счастлив, что с ней ничего не случилось.

Теперь, когда он знал, что ей ничего не грозит, Саймой счел своим долгом заняться спасением тех, кто мог нуждаться в его помощи.

Глава 7

– Она невыносима, – бормотал себе под нос Эдвард Джеймс, спускаясь по ступеням центрального входа.

Он не хотел думать о Коринн Маршан, но она не отпускала его от себя, оставалась с ним и тогда, когда ее уже не было рядом: ее нежный цветочный запах, ее тело… пощечина, что жгла лицо.

И то, как она с ним говорила…

– Сама не знает, чего хочет. – Он сжал кулаки.

Вначале Джеймс решил пройтись пешком. Свежий воздух прочистит ему мозги. Но с другой стороны, может, лучше нанять экипаж, чтобы уехать от нее как можно скорее? Уехать прочь и забыть о ее существовании. Если он наймет экипаж, у него будет меньше искушения вернуться и извиниться перед ней. Желание повернуть все вспять и очаровать ее, добиться ее уважения, было почти непреодолимым. И, несмотря на то, что ее мотивы далеко не бескорыстны, он не мог противостоять искушению добиться ее благосклонности. Эдвард был реалистом и понимал, что вероятность того, что он заинтересовал ее как мужчина, была равна нулю. Она была слишком красива, слишком богата и имела слишком хорошие связи, чтобы найти в нем хоть что-то, достойное ее внимания – если не считать того, что он работал на мистера Франклина.

Не в первый раз через него пытались пробиться к мистеру Франклину. Однако впервые за все время службы Эдвард Джеймс стал подумывать о том, не стоит ли использовать свое служебное положение в личных целях. Сойдя со ступеней, Эдвард пошел быстрее. Прочь от этого дома, прочь от Коринн. Голос совести взывал к нему, требуя выбросить из головы всякие мысли о возможном альянсе между ним и Коринн Маршан. Если он не станет искать встречи с ней, она едва ли напомнит ему о своем существовании. И от этой мысли ему становилось больно и горько.

– Будь ты проклята!

Он никогда не видел женщины более прелестной, чем она. У нее было лицо ангела и тело, сотворенное для греха. Если бы его попросили объяснить, что такое совершенство, он бы указал на Коринн Маршан. Но проблема состояла не в этом. Он мог сопротивляться зову плоти: он всегда думал головой.

Не потребность покувыркаться в постели с красоткой сводила его с ума. Все дело в ее глазах, в той тайне, что таил ее взгляд. Временами взгляд ее становился ледяным, словно она напрочь утратила способность чувствовать. Но внезапно выражение ее глаз менялось: взгляд теплел, в глазах появлялись озорные огоньки. И мужчина, живший в нем, готов был поверить в то, что этот озорной огонек в ее глазах вызывал к жизни именно он, Эдвард Джеймс. И ради этих коротких вспышек жизни в ее глазах он хотел узнать о ней больше, познать ее.