Глубоко вздохнув, она повернулась на каблуках и оказалась лицом к лицу с преследователем.
Он стоял лишь в нескольких футах от нее. Амелия подняла бровь и знаком предложила подойти. Он улыбнулся и подошел, но не слишком близко.
– В-ваша маска… – заговорила она.
– Его маска, – поправил преследователь, в его голосе слышался французский акцент.
– Почему? Ему нужна я или Сент-Джон?
– Я не знаю, кто такой Сент-Джон.
Амелия на минуту заколебалась, определяя разумность своего поступка; затем опустила руку в карман, вынула то, что там лежало, и протянула незнакомцу.
Он взял то, что она предложила, и склонился в почтительном поклоне.
– Мадемуазель.
– Отдайте это ему, – сказала она. Затем с гордо поднятой головой прошла мимо и вернулась к Уэру.
– Ради Бога, объясни, почему ты туда поехал?
Колин раздраженно расхаживал в своем кабинете перед камином, гнев душил его.
– Потому, – беспечно ответил Жак.
Колин взглянул на предмет, который держал в руке – на миниатюре было изображение Амелии в том виде, в каком ее позволительно видеть только любовнику. En dishabille, одно плечо соблазнительно обнажено почти до соска, волосы распущены, алые губы полураскрыты. Как будто она долго и с удовольствием предавалась страсти.
Для кого была сделана эта миниатюра? Ясно, что не для него. Она была заказана много месяцев назад.
– Она прекрасна, месье.
Остановившись у камина, Колин тяжело оперся о него, он жалел, что не видел ее.
– Какое платье на ней было?
– Желтое.
– Она подошла к тебе сама?
– Можно и так сказать. – Жак сел и лениво закинул руку на спинку дивана. Его спокойствие совершенно не соответствовало возбуждению Колина. – Я восхищен ею.
Колин шумно вздохнул.
– Проклятие. Я хотел держаться на расстоянии.
– Зачем? Чтобы оберегать ее? Ее прекрасно охраняют. – Француз тихонько постукивал пальцами по деревянной раме спинки дивана. – Почему?
– Ее сестра и муж сестры – преступники. Они боятся, что ее используют как оружие против них. – Отойдя от камина, Колин тяжело опустился в кресло у стола.
– А я думал, что ее отец был довольно важной персоной.
– Виконт – да. – Жак вопросительно поднял брови, и Колин продолжил: – Сильнее его жадности была только его жестокость. Он не признавал ничего, кроме своих интересов и желаний. Он женился на хорошенькой вдове, чтобы воспользоваться красотой ее дочери, сестры Амелии. Он посылал Марию в лучшие школы, а затем выгодно выдавал замуж за мужчин, которых потом убивал, чтобы получить долю наследства, причитавшуюся их вдовам.
– Mon Dieu! – Жак перестал постукивать пальцами. – Почему она не сбежала?
– У лорда Уэлтона была Амелия, и он использовал ее, добиваясь от Марии соучастия.
Лицо француза стало суровым.
– Надеюсь, он получил по заслугам. На свете есть мало вещей, которые я считаю более отвратительными, чем преступления против собственной семьи.
– Лорда повесили. Попытки Марии освободить сестру привели ее к Кристоферу Сент-Джону, известному пирату и контрабандисту. Вместе им удалось освободить ее и обвинить Уэлтона в убийстве двух мужей Марии. – Колин провел рукой по волосам. – Эта история намного сложнее, но достаточно сказать, что Сент-Джон и его жена относятся к людям, имеющим множество врагов.
– Принимая во внимание прошлое и настоящее положение мисс Бенбридж, еще более странным кажется то, что она подошла ко мне.
– Амелия всегда была непредсказуема. – Он снова посмотрел на миниатюру. В ней было неотразимое очарование, которого он не должен был замечать.
– Что еще вы получили?
– Приглашение. Она просила встретиться с ней на музыкальном вечере у Фэрчайлда. Еще один шанс увидеть ее и поговорить.
– Вы поедете?
– Думаю, было бы лучше уехать из города, – сказал он, перебирая в уме города. Он мог бы поехать в Бристоль, откуда был родом Картленд, мог посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного. У такого человека, как Картленд, не могло быть безупречного прошлого. У Колина должно быть что-то, что заставит людей развязывать языки. – Мы не можем слишком долго оставаться в одном месте.
– А я только начал испытывать меньшее отвращение к Лондону, – с иронией сказал Жак.
Колин знал: француз мужественно скрывал это, но находил Англию отвратительной и явно желал вернуться домой.
– Тебе не обязательно ехать со мной. – Колин улыбкой смягчил свои слова. – Откровенно говоря, я не понимаю, почему ты здесь.
Жак пожал широкими плечами.
– Некоторые люди рождаются, чтобы управлять. Я рожден для службы. – Он встал. – Начну укладывать вещи.
– Спасибо. – Колин сжал в кулаке драгоценное изображение Амелии, затем положил миниатюру в ящик рядом с маской. – Я помогу тебе.
Поднявшись, он сказал себе, что держаться подальше от Амелии – это самое лучшее, что можно сделать для нее.
Но ее портрет не выходил у него из головы, терзая душу так, что Колин сомневался, выживет ли.
Амелия всегда отличалась живостью. Необычное детство приучило ее ненавидеть одиночество так же сильно, как и искать его. Она никогда не могла долго усидеть на одном месте и часто выражала желание побыть одной, даже во время обеда с немногочисленными гостями. Уэр понимал ее беспокойную натуру и всегда спешил пригласить на прогулку.
Поэтому, когда она отпросилась на несколько минут в комнату для отдыха, Уэр не обратил на это особого внимания, как и леди Монтроуз, сопровождавшая Амелию в качестве дуэньи. Они оба улыбнулись и кивнули, отпуская ее.
«Если бы пришел Монтойя!»
Как можно тише Амелия пробралась вниз и проскользнула в удобно расположенную нишу, но шум приближавшихся голосов предупредил, что ее могут обнаружить. С сильно бьющимся сердцем она ждала, когда пройдут гости.
Придет ли он? Нашел ли он способ? Его присутствие на маскараде заставляло думать, что он принадлежал к высшему обществу. Представления его леди Фэрчайлд было бы достаточно, чтобы получить приглашение и на сегодняшний вечер. Однако когда она спросила о нем, в ответ получила лишь непонимающий взгляд хозяйки.
Его не пригласили.
А это означало, что его здесь не будет.
Если его интерес к ней был связан с Сент-Джоном, то он бы знал, как войти в дом и найти маленькую гостиную. Или ему лучше не приходить сюда? Принимая во внимание людей, с которыми она жила, и человека, за которого обещала выйти замуж, Амелия не могла позволить себе никакого скандала. Но сердце безрассудно пренебрегало создавшимся положением и требовало исключительно того, чего хотело. Она не знала, что бы делала, если бы он принял ее приглашение; она только хотела, чтобы он пришел.