— Вы что — оказались там случайно?
— Я приходил сюда уже дюжину раз. Пойдемте обратно. Я собирался вам позвонить…
Поллард не хотела возвращаться к воротам; она пыталась догадаться, почему полиция допустила такую очевидную промашку.
— Постойте, Холмен. Вы бывали здесь ночью?
Холмен остановился на границе падавшей от моста тени, и казалось, что свет и тьма рассекают его надвое.
— Да, раза два-три.
— Какое здесь освещение в ночное время?
— Когда их убили, луна находилась в третьей четверти и по небу плыли облачка. Я смотрел прогноз погоды. Тут можно было газету читать.
Он снова повернулся к воротам.
— Нам лучше уйти. Иначе вас могут арестовать за то, что вы сюда забрались.
— Вас тоже.
— Меня уже арестовывали. Я привык, а вам не понравится.
— Ступайте, Холмен, подождите меня наверху. А я попробую представить, что здесь произошло.
Холмен не ушел, хотя было очевидно, что ему не очень-то по душе здесь оставаться. Поллард покружила по месту преступления, пытаясь вообразить расположение машин и людей в ночь убийства. Она меняла их позы, как меняют позы манекенов, и постоянно оборачивалась на пандус. Она мысленно переставляла машины местами, подозревая, что, возможно, пропустила нечто очевидное.
— Чего вы добиваетесь? — спросил Холмен.
— Пытаюсь увидеть, есть ли способ проникнуть сюда незамеченным.
— Они видели его. Вы сами только что признали, что они его видели.
Поллард подошла к краю канала и стала вглядываться в воду. Канал представлял собой прямоугольный желоб около двух футов глубиной, по дну которого струился жалкий ручеек. Стрелок мог бы спрятаться в нем или за одной из опор моста, если бы знал, где и когда ждать четырех офицеров, иначе ему бы ничего не удалось. Поллард чувствовала, что она близка к разгадке. Первое и основное правило расследования гласило, что простейшее объяснение и есть самое вероятное. То, что стрелок притаился в желобе, казалось не более правдоподобным, чем то, что он, как ниндзя, спрыгнул с моста.
— Вы меня слышите? — окликнул ее Холмен.
— Я думаю.
— Вы должны меня выслушать. Сегодня утром я поехал к Лиз забрать материалы, но полиция меня опередила. Они обчистили стол Ричарда. Забрали все отчеты.
Поллард в удивлении отвернулась от канала.
— Откуда они узнали, что отчеты у нее?
— Не знаю, что им изначально понадобилось, но они знали, что Лиз мне помогает. Они объяснили, будто приехали за вещами Ричарда, зная, что я был у него в квартире… ну, типа хотели посмотреть, не обчистил ли я дом собственного сына. Может, именно тогда они и увидели рапорты.
— Кто?
— Тот детектив. Я рассказывал вам — Рэндом.
— Рэндом из отдела убийств руководит расследованием?
— Именно. Когда я ушел, на меня накинулись Рэндом и трое его парней. Они сказали, что сбежала Мария Хуарес и в этом моя вина. Но я думаю, причина в другом. Они узнали, что мы ездили к жене Майка Фаулера, и им это не понравилось. Ваше имя они не упоминали, но про меня им все известно.
Поллард было глубоко наплевать, знают они про нее или нет. Она задумалась, почему детектив из убойного отдела забирает отчеты о налетах Марченко и Парсонса. Те самые отчеты, про которые Эйприл сказала, что они больше не представляют ценности для отдела ограблений и поэтому их затребовал кто-то из начальства.
Поллард догадывалась об ответе.
— У вас была возможность повидаться с семьями Мэллона и Эша? — все же спросила она.
— Я позвонил им, выйдя от Лиз, но со мной не стали разговаривать. Рэндом уже предупредил их насчет меня. Он потребовал, чтобы я больше не тревожил Лиз и держался от нее подальше.
Качая головой, Поллард еще раз обошла место преступления, стараясь не наступать на дезинфицированные участки. Она была рада, что Холмен не спрашивает о происхождении светлых пятен.
— Хотела бы я знать, что написано в этих рапортах, — сказала она.
— Они их забрали.
— Поэтому-то мне и интересно, что в них написано. Что Лиз рассказывала про ночь четверга?
Описав круг, Поллард вернулась к исходной точке и поняла, что Холмен молчит.
— Вы забыли спросить ее?
— Пол его машины был заляпан грязью, так она сказала.
— Значит, Ричард ездил вместе с Фаулером.
— Наверно. Вы думаете, они спускались сюда?
Поллард уже обдумала такой вариант и успела его отвергнуть.
— Здесь нет травы и чертовски мало грязи, Холмен. Даже если бы они спрыгнули в воду, то не собрали бы столько грязи, сколько мы видели на ботинках Фаулера.
Поллард снова посмотрела на пандус, затем на Холмена. Там, где он стоял, тень от моста разрезала его на две абсолютно равные половины — светлую и темную.
— Холмен, мы с вами не какие-нибудь Шерлоки Холмсы. Мы находимся на месте убийства, и совершенно очевидно, что стрелок не мог появиться здесь незамеченным. Он не прятался и не лежал в засаде… он спустился по пандусу, подошел и застрелил их. Это задачка для детектива-стажера. Фаулер, твой сын, Мэллон и Эш — все они позволили ему подойти в упор.
— Знаю.
— Вот в чем суть. И не только мы такие умные. Копы, спускавшиеся сюда, тоже должны были это заметить. Они наверняка сообразили, что Хуарес не мог перестрелять своих жертв из засады, но, согласно официальным заявлениям в прессе, все так и произошло. Значит, они либо игнорируют очевидное, либо лгут, либо существует гипотеза, объясняющая, что за чертовщина здесь творилась, но я не могу ее представить.
Холмен отступил в тень.
— Понятно.
Поллард не была уверена, что ему все понятно. Если такой гипотезы нет, значит, полиция скрывает обстоятельства убийства. Поллард не хотела верить в это, пока не доберется до рапортов. Она все еще надеялась, что какая-нибудь мелкая деталь поможет пролить свет на случившееся.
— Ладно, — сказала она, — пока остановимся на этом. Я просмотрела список свидетелей по делу Марченко и проверила номера их телефонов по квитанциям вашего сына и Фаулера. Плохие новости: Фаулер дважды звонил матери Марченко.
— Это значит, что они проводили расследование ограблений.
— Это значит, что они проводили расследование ограблений. Но не значит, что они занимались этим официально, а не в собственных целях. Нам надо поговорить с ней и узнать, что хотел от нее Фаулер.
Казалось, Холмен задумался. Он отвел взгляд.
— Может, завтра. Сегодня я не могу.
Поллард посмотрела на часы и почувствовала укол раздражения. Ей пришлось унижаться перед матерью, чтобы приехать сюда и помочь Холмену, а он, видите ли, не может.