— Эй, я сама справлюсь со своими детьми! — вмешалась Маргарет Риггенс.
Я смотрел на Алана, а он смотрел на меня, потом неожиданно выпустил руку девочки, наклонился к ней и заорал:
— Я тебя ненавижу!
С громким топотом он промчался по коридору, захлопнул за собой дверь, и музыка сразу стала тише. Девочку, похоже, происшествие не слишком расстроило. Наверное, уже привыкла. Может быть, вообще считала, что это игра такая. Она потерла руку и побежала назад, в коридор. Музыка по-прежнему звучала тихо, и я решил, что она отправилась в свою комнату.
— Ох уж эти дети, — сказала Маргарет Риггенс, наклонилась, достала сигарету из пачки старшей дочери и повернулась, собираясь сесть за обеденный стол.
— Может быть, нам стоит поговорить наедине, — предложил я.
Маргарет Риггенс взяла картонку со спичками, прикурила и положила спичку в маленькую пепельницу на столе.
— Флойда уволят?
Похоже, присутствие дочери ее не особо волновало.
— Нет, мэм. Это всего лишь небольшое расследование.
— Алименты — это все, что у меня есть. Он платит вовремя. Каждый месяц.
Я достал из кармана блокнотик, который всегда ношу с собой, и демонстративно записал ее слова.
— Это приятно слышать. Наш департамент не любит тех, кто не выполняет свои обязательства.
Она кивнула и затянулась сигаретой. В гостиной ее старшая дочь тоже затянулась сигаретой.
Я попытался напустить на себя хитрый вид.
— Когда мы слышим хорошие вещи типа этих, нам легче закрывать глаза на плохие. Вы меня понимаете?
Она прищурилась, глядя на меня сквозь облако дыма.
— Не понимаю.
Я слегка пожал плечами, словно приглашая к разговору.
— Все думают, что наша главная задача — карать и рубить головы, но если наш парень заботится о своей семье, мы никогда не вышвырнем его на улицу. Если окажется, что у него неприятности, мы попытаемся ему помочь, но ни за что не уволим. Может быть, на некоторое время отстраним от обязанностей или понизим в звании, но работу у него не отнимем. Чтобы он мог и дальше содержать свою семью.
Она с такой силой затянулась, что сигарета вспыхнула, точно раскаленный уголек.
— Какие неприятности?
— Вот это вы и должны мне сказать, миссис Риггенс, — улыбнулся я.
Маргарет Риггенс повернулась к старшей дочери.
— Санди, выключи телевизор и побудь немного в своей комнате. Хорошо?
Санди собрала свои вещи и скрылась в том же коридоре, что и другие дети. Маргарет снова посмотрела на меня:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы с Флойдом разговариваете?
— Может быть, раз в неделю. С кем-нибудь из детей постоянно что-то происходит.
— Он живет на два дома, мисс Риггенс. Детям много нужно. Взрослым тоже.
— Господи, вы видели, где он живет?
Я только руками развел.
— В последнее время он не стал зарабатывать больше?
— Ха!
— Может быть, Флойд намекал, что у него какие-то новые дела?
— Нет.
Я наклонился вперед и заговорил тише:
— Если полицейский сбивается с пути, а кто-то ему помогает и покрывает его, этого кого-то можно обвинить в пособничестве. Вам это известно, миссис Риггенс?
Она сделала очередную затяжку, и я увидел, что у нее дрожат руки.
— Вы хотите сказать, что Флойд сбился с пути?
Я молча посмотрел на нее.
Она встала, уронив на пол пепел.
— Я натерпелась от этого сукина сына. Действительно натерпелась. Не знаю я ничего про его дела. И не понимаю, какого черта вы тут толкуете!
— Присядьте, миссис Риггенс.
Она села, тяжело дыша.
— Я не выдвигаю никаких обвинений. Я всего лишь задаю вопросы. У Флойда проблемы со спиртным. А кроме того, на него часто поступают жалобы на чрезмерное применение силы. У него проблемы с деньгами. Постепенно проблемы становятся образом жизни. Вы меня понимаете?
Она затушила сигарету в пепельнице и тут же закурила новую. Первая продолжала тлеть.
— Я ни в чем не обвиняю Флойда или вас. Я хочу знать, не слышали ли вы чего-нибудь необычного или не заметили ли перемен в его поведении. И больше ничего.
Она кивнула. Я видел, что она чуть успокоилась, но в глазах застыл страх. И я почувствовал себя маленьким и грязным. Я с радостью сказал бы ей, что все это ошибка, и ушел бы, но если уйдешь, то ничего не узнаешь. Даже когда совсем не хочется оставаться.
— Он не в себе с тех самых пор, как умер тот парень, — проронила она. — Последние пара лет выдались непростыми, но после его смерти стало невыносимо. Именно тогда Флойд начал снова прикладываться к бутылке.
Я кивнул, будто понимал, о чем она говорит.
— Он был членом общества анонимных алкоголиков, и дело шло на поправку. Иногда он приходил в чувство, и мы вместе обедали.
— А потом умер тот парень?
Она закатила глаза.
— Еще не успели забыть про Родни Кинга, [10] а тут при аресте умер тот черный парень. Его семья подала жалобу, и это было ужасно. Флойд стал еще больше пить. Больше, чем прежде. Он был постоянно в ярости и взрывался из-за ерунды. Мне сказали, что это реакция на стресс.
— Как давно это было?
Она помахала в воздухе сигаретой.
— Как давно? Три или четыре месяца назад.
— Флойд считал себя виновным в случившемся? — спросил я.
— Флойд не знает, что такое чувство вины и ответственность, — рассмеялась она. — Я думала, что его беспокоит судебное разбирательство, но все обошлось, и я надеялась, что он успокоится. Но он продолжал постоянно напиваться. Эрик приходил, проверял, все ли у него в порядке. Эрика нам сам Господь Бог послал.
«Эрик Дис».
Я кивнул.
— С тех пор Флойд стал сам не свой. Если он в чем-то замешан, думаю, именно по этой причине. Реакция на стресс.
— Может быть.
— Это ведь можно квалифицировать как недееспособность. Верно?
Я хотел задать ей еще десять миллионов вопросов, но не мог, так как тогда обнаружилось бы, что я вовсе не из Полицейского управления. Я успокаивающе погладил ее по руке.