Молодой человек был в простой белой футболке, голубых рабочих штанах, белых тапочках, на руке — часы из фальшивого золота. Браслет ярким пятном выделялся на темной коже. Он прочитал мою визитку и внимательно на меня посмотрел.
— О чем?
— О Чарльзе Льюисе Вашингтоне.
— Льюис умер.
— Знаю. Именно об этом я и хочу поговорить.
Он еще несколько секунд смотрел на меня, словно пытаясь принять решение, но решение это касалось вещей, не имеющих ко мне никакого отношения. Потом он чуть отступил назад и открыл дверь пошире.
— Хорошо, входите, пожалуйста.
Я прошел мимо него в маленькую аккуратную гостиную. Старик, которому было, наверное, лет триста, и девушка, не старше шестнадцати, смотрели телевизор. Девушка сидела на бордовом плюшевом диване, украшенном вышитыми подушечками, а старик — в кресле-качалке. В руке он держал банку «Скрэппла». Оба посмотрели на меня с любопытством, смешанным с удивлением. Еще бы — белый парень пришел в гости. Под ногами у девушки путался малыш лет трех, и она поспешила взять его на руки. Девушка явно не тянула на маму малыша, но в жизни чего только не бывает. По полу были разбросаны игрушки.
— Привет! — поздоровался я с широкой улыбкой.
Старик кивнул, а девушка взяла пульт и выключила телевизор.
— Пойди скажи маме, что у нас гости, — произнес молодой человек.
Девушка соскользнула с дивана и скрылась в задней части дома.
— Жена? — спросил я.
— Подружка Льюиса, Шейлин. А это их сын, Маркус. Мой дед, мистер Уильямс. Поздоровайся с дядей, Маркус.
Маркус закрыл руками глаза, сел на пол и, хихикая, лег на живот. Старик молча раскачивался в кресле.
Вскоре вернулась подружка Льюиса с полной, довольно светлокожей женщиной лет пятидесяти. Ида Лия Вашингтон. На ее лице играла дружелюбная улыбка, а на лбу выступили капельки пота, словно она занималась тяжелой работой.
Молодой человек показал ей мою визитку.
— Он хочет поговорить с тобой про Льюиса.
Ида Лия Вашингтон замерла, будто ей к виску приставили пистолет, улыбка погасла.
— Вы из полиции?
— Нет, мэм. Я частный детектив. У меня пара вопросов относительно того, что произошло с Чарльзом Льюисом Вашингтоном. Я рассчитываю на вашу помощь.
Она взглянула на мою визитку, на меня и на сына. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел на нее так, словно хотел сказать: «Решай сама». Она покачала головой и ответила:
— Мне очень жаль, но вы пришли не в самое удачное время.
— Прошу вас, миссис Вашингтон. Это не займет много времени, а мне вовсе не улыбается еще раз к вам ехать.
Я хотел сказать: «Да ладно вам», но решил, что это уже будет чересчур.
Она повертела в руках визитку, потом посмотрела на молодого человека.
— Джеймс Эдвард, ты бы предложил гостю чего-нибудь холодненького.
— Хотите «Скрэппла»? — спросил Джеймс Эдвард.
— Нет, спасибо. Я не отниму у вас много времени.
Миссис Вашингтон предложила мне старый мягкий и очень удобный стул, принадлежавший, наверное, еще мистеру Вашингтону. А сама расположилась на диване вместе с девушкой и малышом. Джеймс Эдвард остался стоять.
— Миссис Вашингтон, Льюис состоял в какой-нибудь банде? — спросил я.
У нее вдруг дернулась нога. Миссис Вашингтон явно нервничала.
— Нет. Полиция утверждала, что состоял, но это неправда.
— Я видел список его приводов. Кража электронного оборудования вместе с тремя молодыми людьми, когда ему было шестнадцать. Все четверо, включая Льюиса, признались, что состоят в одной из ячеек банды «Crips» [12] под названием «Две семерки с Гувера».
— Он тогда был еще ребенком. — Нога замерла, и миссис Вашингтон нетерпеливо махнула рукой. — Льюис со всем этим покончил. Главным заводилой у них был Уинслоу Джонстон. Его потом посадили в исправительную колонию и там прикончили. После этого Льюис порвал с ними. Он ушел служить в военно-морской флот. А когда вернулся, встретился с Шейлин. — Миссис Вашингтон потянулась к девушке и погладила ее по бедру. — Льюис пытался чего-то достичь в жизни.
Шейлин смотрела на меня так, словно с удовольствием продырявила бы мне голову ножом для колки льда.
— В отчете говорится, что Льюису принадлежал ломбард.
— Совершенно верно.
— А где он взял деньги, чтобы купить такой выгодный бизнес, миссис Вашингтон?
На ручке дивана лежали славные вышитые подушечки. Она поправила одну из них, затем начала мять ее в руках.
— Он получил деньги, когда служил на флоте. А еще я подписала вместе с ним кое-какие бумаги.
Маркус слез с дивана и поковылял из гостиной на кухню. Миссис Вашингтон наклонилась вперед посмотреть, куда это он собрался. Шейлин даже не шелохнулась. Миссис Вашингтон выпрямилась и бросила на нее недовольный взгляд:
— Ты бы проверила, куда он пошел.
Шейлин отправилась на кухню вслед за сыном.
— Миссис Вашингтон, я не хочу вас оскорблять и обещаю, что ничего из сказанного вами не дойдет до полиции или кого-то еще, — заверил ее я. — Льюис занимался сбытом краденого?
У нее в глазах появились слезы.
— Да, — ответила она. — Думаю, да. Но это ничего не значит. У Льюиса не было оружия. И он не мог сделать то, в чем его обвинили.
— Да, мэм.
— Я знаю моего мальчика. Знаю, как мать может знать свое дитя. У них не было причин его убивать.
«Дженнифер Шеридан тоже хорошо знает Марка Турмана».
— Да, мэм.
Она теребила в руках вышитую подушечку, превратив ее в тугой комок.
— Если вы так считаете, почему тогда отказались от обвинений против офицеров полиции, убивших вашего сына? — спросил я.
Миссис Вашингтон закрыла глаза, пытаясь остановить слезы, и тут впервые открыл рот старик.
— Потому что Льюис вечно напрашивался на неприятности — ну и напросился, — заявил он. — Вот и все дела, и нечего ворошить прошлое. — Он говорил, непрерывно моргая, а его резкий голос больше походил на лай. — Эту историю следовало оставить. Не трогать и забыть. Нечего тревожить мертвецов. Вот и весь сказ.
Он осторожно поставил банку «Скрэппла» на пол, затем так же осторожно встал и вышел из комнаты. Он делал очень маленькие шажки и сначала ухватился за диван, чтобы не упасть, а потом — за стену. Вернулась Шейлин с Маркусом на руках. Она стояла в дверях кухни и смотрела на меня с ненавистью. Миссис Вашингтон внимательно изучала складки платья у себя на коленях, глаза у нее были закрыты, а сама она дрожала как осиновый лист. Я сидел в теплой гостиной, смотрел на них, слушал и не верил им.