Найти службу после окончания гимназии оказалось делом весьма не простым. В казенные присутствия его не брали, отказывая под самыми надуманными предлогами. Наверное, причина крылась в отталкивающей внешности Георгия. Он был действительно более чем некрасив: прозрачные глаза навыкате, редкие светлые волосы, плоские бесцветные губы, ранние морщины вокруг рта, угревая сыпь, бородавка на щеке…
Как-то он повстречал бывшего одноклассника, тот работал делопроизводителем в Ведомстве юстиции и посоветовал ему использовать свой дар каллиграфиста в Департаменте криминальных дел:
– К твоей внешности здорово пошел бы синий мундир судебного чиновника!
Георгий сделал вид, что не уловил иронии одноклассника и ответил:
– Уволь братец. Идти в судейские – последнее дело, как и в полицию. Такая подлая служба не пристала порядочному человеку.
Однако, получив очередной отказ, молодой человек всерьез задумался над шутливым предложением однокашника.
«А почему бы и в самом деле не попробовать устроиться в следственный Департамент? – думал Рутке. – Занятие, конечно, неблагородное, но может дать реальную власть над остальными людишками, а мундир поможет защититься, если не от скрытого презрения, то по крайней мере от физического насилия. Да и карьеру сделать можно будет…»
Ничего не говоря отцу, уже на другой день он направился в Окружной суд. Но и здесь его особа не вызвала интереса. Маленький, сухонький старичок, ведавший чиновничьими кадрами, нехотя предложил написать прошение.
– Рассмотрим. Если подойдете – сообщим, – бросил он, пододвигая Георгию лист чистой бумаги.
Тот взял перо и мгновенно написал документ, через несколько минут аккуратно положив перед стариком исписанный лист. Тот удивленно поднял брови:
– Уже и составили?
А взглянув на бумагу, не стал скрывать восхищения:
– Какой красивый у вас почерк, молодой человек! Буковка к буковке. Подождите-ка минуту, я сейчас приду.
Вернулся он действительно быстро, и не один: кроме него, в комнату ввалился какой-то огромный толстый человек в синем мундире. Здоровяк держал в руке исполненную Георгием бумагу. Не поздоровавшись, он спросил:
– Ты, что ли, написал сие прошение? Как звать? Гимназию окончил?
Когда соискатель работы закончил отвечать на все вопросы, толстяк заявил:
– Желание твое служить поощряю. И то, что на мнение окружающих в отношении нашей работы внимания не обращаешь – хвалю. Служба у нас вовсе не подлая, а интересная и государству необходимая. Сам увидишь и поймешь. Только сперва, брат, тебе придется у меня писарем поработать. Это – ничего! Это полезно: кое-что увидишь, кое-чему научишься…
– У Александра Григорьевича есть чему поучиться, – льстиво заметил сухонький чиновник. – Того и в университетах не узнаешь, что у Александра Григорьевича переймешь!
– Так что, согласен, Георгий? – забасил толстяк. – Будешь стараться – без чинов не останешься.
Рутке кивнул.
– Согласен, Александр Григорьевич!
За полтора года он и вправду многому научился у Небувайло. Хитер был толстяк, с подследственными играл, как кот с мышью, и всегда добивался своего. Георгий завидовал ему и втайне мечтал, что когда придет его час, он так же станет играть судьбами людей. Кого захочет – арестует, кого захочет – отпустит… От этих мыслей на душе становилось томительно и сладко. Он с нетерпением ждал, когда этот боров выполнит свое обещание и переведет его из писарей на настоящую должность. Однажды он даже осмелился напомнить Александру Григорьевичу о данном ему обещании.
– Не пришла пора покуда, – сердито ответил тот. – Пока пиши да присматривайся. Сам скажу. Я все помню…
Что поделаешь… Оставалось только писать да присматриваться.
* * *
На следующий день, после обеда, Павел Бояров вновь оказался в кабинете Небувайло. Толстяк ослабил ворот мундира и поинтересовался, как спалось подследственному.
– Благодарствуйте, – тихо ответил Павел. – Сносно.
– Ну вот, я же вам говорил, что камера будет приличной, – улыбнулся Александр Григорьевич. – Продолжим нашу беседу. Вы расскажите мне, голубчик, все о дуэли. Как, что, когда… Да поподробнее.
– Да что, собственно говоря, рассказывать?.. Я, ваше превосходительство, плохо помню, что было в тот день и накануне.
– А что так?
– Да все, как в тумане.
– Ай-яй-яй. Это от нервов, – сочувственно качал головой следователь. – Как я вас понимаю… Но ведь вы не хотели стреляться? Вы желали избежать дуэли, если бы это было возможно без нанесения урона вашей чести?
– Точно так, ваше превосходительство.
– Тогда почему вы не приняли предложение князя Юздовского о мировой?
Павел задумался. Действительно, почему? Объяснить такую странность он не мог даже самому себе. Впрочем…
– Это все перстень, ваше превосходительство…
– Вот как? – насторожился следователь. – А поподробней?
– Как только я надел его на палец, страх и беспокойство прошли. Я уже не боялся дуэли, потому что знал: все будет хорошо…
– Ясненько, ясненько! – Небувайло потер пухлые ладошки. – Значит, без дьявольщины не обошлось?
Павел пожал плечами.
– Хорошо, что наступили просвещенные времена, батенька, – холодно сказал следователь, откидываясь на спинку кресла. – А при Петре Алексеевиче сожгли бы вас, любезный! Заживо сожгли! Что еще желаете добавить?
– Все. Вернулся домой, зашел в спальню дядюшки. Он лежал на своей кровати. Там было еще несколько человек, священник. Хлопоты по похоронам я возложил на дворецкого и управляющего. Потом там была еще какая-то дама, которая всем распоряжалась… А дальше я ушел в свою комнату, мне было не по себе…
– Еще бы! Из-за безделицы человека на тот свет отправили, – буркнул Небувайло. – Продолжайте.
– Да уж и сказать больше нечего. К вечеру приехали ваши люди и увезли меня сюда, перстень забрали. Дальше вы и так все знаете.
В комнате повисла тишина. Было слышно, как поскрипывает перо писаря. Наконец, и этот звук стих.
– Вот и дознанию конец, молодой человек, – сурово заявил следователь. – Расписывайтесь вот здесь и вот тут. Все. В камеру!
– Но почему опять в камеру, ваше превосходительство? Вы же сказали, что дознание завершено.
– А куда же вас прикажете?! В ресторацию, что ли?! Дознание завершено, а наказание вы еще не получили…
– И что теперь со мною будет?
– Известно что. Картина ясна, обвинительный акт составлю, – жестко ответил Александр Григорьевич, от былой его любезной сочувственности не осталось и следа. – А дальше суд решать станет.
– Но я могу рассчитывать на ваше доброжелательство и поддержку? – робко спросил Павел.