Перстень Иуды | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В эту ночь Георгий заставил жену лечь на пол в позе допрашиваемой и принялся хлестать ее ремнем, что способствовало резкому улучшению потенции и повышению качества супружеских отношений. Но утром жена убежала к отцу, и Рутке пришлось не один день убеждать ее вернуться домой.

Георгий понимал, что страсти, которые его обуревают, постыдны и, более того, преступны, но ничего не мог с собой поделать. Обычная близость с женой не приносила удовлетворения, вызывала лишь раздражение и желание причинить супруге физическую боль. Почему-то Рутке считал, что завладей он перстнем, и все придет в норму, в том числе и интимная жизнь.

Украсть перстень Иуды ему удалось крайне просто, наверное, потому, что все было заранее тщательно продумано, взвешено и просчитано. Старый сторож спокойно открыл комнату, где на стеллажах хранились вещественные доказательства, и спокойно уселся на табурет возле своего обшарпанного столика. Георгий же, как и велел Окошкин, быстро взял заляпанную кровью свернутую рубаху, которую предстояло опознать другу убитого, а затем ловко подковырнул ногтем клапан опечатанного конверта из толстой коричневой бумаги. Заветный перстень оказался у него в ладони, а его место заняло дешевое серебряное колечко с бирюзой, которое он предусмотрительно купил на ярмарке еще прошлой весной.

Вот и все! Дело было сделано. Он получил то, о чем мечтал последние годы…

В тот же день Георгий Рутке подал прошение об отставке. Начальство очень сокрушалось, но вынуждено было уволить обладателя удивительно красивого почерка и исключительно скромного, добропорядочного человека, Георгия Карловича Рутке. Уже через пару недель отставник с больной женой и ребенком, продав оставшуюся от отца квартиру, перебрался в маленький, тихий уездный городок Волосов, что в трехстах верстах от Петербурга.

Здесь Георгий Карлович приобрел покосившийся деревянный домишко на окраине и стал потихоньку обживаться. Вскоре жена скоропостижно скончалась. По Волосову поползли слухи, что лицо и шея покойницы были в синяках, но мало ли что болтают досужие сплетники! Полиция, зная, что вдовец служил по следственной части, никакого дознания проводить не стала. А Рутке за вполне скромную сумму определил маленького Романа на проживание в многодетную крестьянскую семью, а сам зажил тихо, мирно, незаметно. Вскоре он устроился в женскую гимназию учителем чистописания. Заработок был невелик, но вместе с оставшимися накоплениями его вполне хватало не слишком требовательному человеку на сносное существование.

Георгий Карлович особо по скончавшейся супруге не скорбел, за сыном не скучал. Днем он обучал девочек чистописанию, вернувшись домой, возился в саду, а вечером…

А вот вечером для скромного каллиграфа начиналась самая неприятная пора. Его опять одолевали видения беспомощного женского тела, которым он, Рутке, мог совершенно спокойно распоряжаться по своему усмотрению. А усмотреть он мог, ох, как много! Лишь на рассвете Георгий забывался тяжелым тревожным сном, а рано утром спешил на службу. И все было бы ничего, если б новый учитель ни положил глаз на одну из гимназисток. Это была ничем не примечательная девица лет пятнадцати, но с уже вполне оформившейся грудью и развитыми бедрами. Теперь по ночам учитель чистописания видел в своих грезах именно эту гимназистку. Он представлял, как обладает ее юным телом, как вся она ему подвластна, как…

Это были не просто греховные мысли, страшные! Но что творится в голове того или иного человека, то одному Богу известно. А может, не только Богу, но и его антиподу?!

Помог ли несчастному Рутке перстень, на который он возлагал столь большие надежды? Он и сам не мог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Пожалуй, он обрел большую уверенность в себе, стал несколько ироничнее, небрежнее в новых обязанностях. Но было ли это действием перстня?

Перстень Иуды Георгий Карлович хранил дома, в потайном месте, под подоконником. Доставал он его лишь поздно вечером, когда оставался дома один, рассматривал, любовался и предавался своим греховным мыслям. Перстень еле налазил на безымянный палец, порождал новые и новые, все более изощренные видения и побуждал перевести их в реальность.

Рутке стал следить за гимназисткой. Елена жила на его улице, несколькими дворами ближе к центру. Георгий Карлович дожидался Елену у гимназии и шел следом, незаметно рассматривая девичью фигуру. Часто проходил мимо ее дома, иногда видел, как она играет в мяч с братом или помогает матери вешать белье, или болтает с подружками на лавке. Поначалу он и сам не понимал, зачем следит за девушкой. Но потом понял и испугался. Несколько дней учитель не выходил из дома, но вожделение оказалось сильнее страха. Вскоре он возобновил свои наблюдения.

Как-то воскресным утром он шел через рощу по широкой тропе, протоптанной сотнями горожан. Это был кратчайший путь к небольшой церквушке, которая стояла на окраине в пригородном поселке. В церковь ходили не только селяне, но и те горожане, которые жили ближе к ней. Но учитель гимназии ее не посещал. Потому что когда в первый раз он двигался на службу по этой самой дороге, из кустов вдруг вышел матерый серый волк с оскаленной пастью и налитыми кровью глазами. Он стал посередине тропы, не давая возможности идти дальше. Испуганный учитель повернул обратно. Через неделю история повторилась: снова взявшийся невесть откуда волчина заступил дорогу, угрожающе оскалив острые клыки. Георгий понял, что в церковь ему ходить запрещено. Сейчас он шел волчьей тропой, но не в храм, а на сельский рынок: продукты там были дешевле, чем на городском.

Внезапно надетый ради выходного дня перстень то ли нагрелся, то ли шевельнулся на пальце. И тут же учитель увидел, что навстречу идет девушка, которая занимала его мысли все последнее время. От неожиданности он даже остановился, у него перехватило дыхание, сердце тревожно забилось. Обернулся – никого.

«Это знак судьбы, – подумал учитель чистописания. – А от судьбы не уйти!»

Елена поравнялась с ним, улыбнулась и сделала книксен:

– Здравствуйте, Георгий Карлович! А служба уже закончилась. Вы в церковь? – но, взглянув в лицо учителя, осеклась. – Что с вами, Георгий Карлович? Вы, вы…

Рутке схватил гимназистку за плечо, но та вырвалась и с криком бросилась назад. В два прыжка обезумевший учитель настиг беглянку и, плохо соображая, что делает, швырнул на землю. От страха она перестала кричать и только тихонько повизгивала, как та допрашиваемая мещанка… Елена вскочила и почему-то бросилась прочь от тропы, в заросли.

«А, ну и прекрасно, – тихо приговаривал Георгий, задыхаясь от бега. – Тебя и тащить не надо, сама добежишь до…» Наконец, он чуть прибавил в беге, легко настиг свою жертву, дал ей подножку и, когда та упала, навалился сверху.

Девушка сопротивлялась, но справиться с нею ему не составило труда. Рутке плохо соображал, что делает. Его пальцы, казалось, сами собой сплелись на шее девушки. Он сдавил ее горло и ощутил, как пульсирует кровь в венах тонкой шеи. Жертва хрипела, задыхаясь. Тогда Георгий чуть ослабил пальцы. Потом вновь стиснул их. И вновь ослабил. Он находился в сладостном исступлении. Когда он в очередной раз ослабил хватку, то неожиданно понял, что Елена не дышит. Ее голова склонилась набок, рот был приоткрыт, и в образовавшуюся щель виднелся кончик языка. На мгновение он замер. Но только на мгновение. Затем учитель чистописания стал быстро срывать одежду с бесчувственного тела.