– Из Питера, – говорю я из преисподней.
– Ой, а я все собираюсь в Кунсткамере побывать, – сообщает блондинка.
Какая тяга к прекрасному.
– А я хочу в «Ленком», – говорит брюнетка, и я затаиваю дыхание. – Вы ходите в «Ленком»? – пытается она завязать непринужденный разговор.
– Где, – уточняю я, – в Питере?
– Ну, «Ленком», театр, – объясняет она.
– Бываю, – отвечаю я, и это правда.
Если «Ленком», значит – Ленинград. То есть Питер. Логика на уровне пятиклассницы. Этот диалог почему-то заставил меня вспомнить Киру. Образованная женщина, она, как и всякая баба, не умеет концентрировать свою мысль как источник информации. Грише она шлет эсэмэс, которые он читает с пониманием, но меня эти записки приводят в ступор. То ли месяц, то ли два назад она сбросила Грише настоящий шедевр:
«Я заехала на кладбище. У тети Лиды сегодня годовщина. Скоро приеду. Привезу много вкусного. Целую, Кира».
А в прошлый ее день рождения, думая, что Гриша в офисе, и не подозревая, что на самом деле он в сауне, она скинула ему письмецо, которое заставило меня уронить кружку с пивом.
«Я даже сесть не могу. Спасибо за прекрасный праздник, Гриша».
Но Гриша прервал наш дружный хохот объяснениями. Оказывается, это письмо-упрек. В нем идет речь о том, что Гриша поступил неправильно. Вместо того чтобы помочь жене убрать со стола и в квартире, он направился в офис, то есть по делам.
– Куда едем-то? – интересуется Гриша.
– Ой, – брюнетка за рулем машет рукой – я чувствую, как поднимается одна ее грудь и опускается вторая, – куда угодно, лишь бы оттуда подальше!
– Девочки, делаем круг почета и возвращаемся, – приказывает он. – Куда сейчас повезут наших из ресторана?
– В пятое отделение. На Пушкина.
– Не на Пушкина, а на Кирова, – поправляет блондинка.
– Ой, да. На Пушкина. Я этих двоих всегда путаю.
Мужу необходимо купить ей GPS-навигатор. Она не знает ни где «Ленком», ни где пятое отделение. А за второй вообще глаз да глаз нужен. Она не знает, где «Ленком», но знает, куда свозят после перестрелок задержанных.
– Вот на Кирова и едем, – говорит Гриша, а у меня начинает затекать рука. Скоро она провалится, бесчувственная, ниже, и брюнетка ударит по тормозам.
– Ой, а может, не надо?
– Надо, зайка, надо, – уверяю я и морщусь от боли в спине.
Проехав еще немного, машина остановилась.
– Слав, их еще не привезли, – говорит Гриша. Он понимает, что я ничего не вижу. – «Газель» еще не приехала. Девочки, мы выходим, пока.
Я с трудом выбрался и стал наклоняться в разные стороны, пытаясь обрести способность двигаться без проблем.
– Ой, это мы что, прощаемся, что ли? – спрашивает брюнетка, и глаза ее серые, как туман, наполняются тоской. Она смотрит на Гришу, и по всему видно, что уезжать ей не хочется. – Совсем?
Тем временем блондинка пишет что-то в блокноте. Вскоре листок оказывается у меня. Номер телефона и имя – Лера.
– Хорошо, мы позвоним, – обещаю я.
– Заметано! – радуется она, и сероглазая тоже успокаивается. Такое впечатление, что я обещал приехать, а не позвонить. Хотя идиоту ясно, что если я позвоню, то для того, чтобы сообщить час приезда и место встречи. Уже давно слово «позвонить» означает «потрахаться», а еще каких-то пятьдесят лет назад, когда только-только отгремел фестиваль студентов, слово «позвонить» означало набрать на телефоне номер и поговорить. Почитать в трубку стихи Рождественского или сообщить, когда у тебя экзамен по сопромату в политехе. А сейчас, если девушка на улице дает тебе номер своего телефона, это означает только одно – она хочет.
«Жук» уехал, а мы с Гришей двинулись к РОВД. Покурили на лавочке у соседнего здания. Еще раз покурили, и появилась «Газель».
– Там, ясно, и «Скорая» была, – говорит Гриша. – Пока свидетелей опросили, пока место осмотрели, – тут он сообразил, что объясняет прямо противоположное тому, что объективно существует. И тут же пошел на попятную: – Что-то они быстро. Там же свидетели, осмотр…
Мы встали, а из «Газели» два рядовых – как бы не курсанта милицейского вуза? – вывели таджика, и машина уехала. Мы сели.
– Ну, правильно, – согласился Гриша. – Пока осмотр, пока свидетелей опросят…
– Может, ты помолчишь?
– Я просто нервничаю.
– Я тоже нервничаю, – сказал я. – Но оттого что одну и ту же хрень буду повторять, их быстрее не привезут.
– Может, они их сразу в СИЗО?
– Да, в Лефортово, что в Питере. Помолчи, пожалуйста.
– Я есть хочу.
Если Гриша хочет есть, нужно в спешном порядке идти добывать жратву. В противном случае этот большой человек превращается в маленького ребенка и начинает ныть, изводя себя и других. Да и зачем караулить тот момент, когда Геру и Антоныча привезут? – не отбивать же их они собрались.
– Ну, что тебе купить? – в изнеможении выдавил я, поднимаясь.
– Чего-нибудь мясного.
Гриша был похож на мутировавшего детсадовца, за которым не пришла мама и теперь нянечка вынуждена занимать его. Самого отвратительного в группе.
Где я ему найду мясного?
Минут через пять бестолкового движения я увидел гастроном. Входя в него, покачал головой неосознанно, словно она жила отдельно от меня и поведением Гриши была раздосадована не меньше моего. Он хочет есть… Он хочет есть, выйдя из ресторана! – выйдя из ресторана десять минут назад! Как человек может хотеть есть после килограмма съеденного мяса и теперь просить «чего-нибудь мясного»? Иногда я понимаю Киру. Так хочется иногда засесть где-нибудь, поближе к вулкану и подальше от Гриши…
– Ну, что тебе? Корейки, грудинки, краковской?
– Хоть чего. И хлеба.
– И попить?
– Ряженки.
Убью гада!
Подтолкнув его к стеллажу компании МТС, где переминался с ноги на ногу в ожидании очередного клиента тусклый малый, тощий, как корюшка и с бэйджем на груди, оттягивавшим рубашку, я направился к входу в торговый зал без корзины.
И в этот момент меня окатило холодом, как если бы я входил в Адриатическое море, а меня накрыло волной из Баренцева. У самой кассы, застыв с вынутой из лотка пачкой «Мальборо» в поднятой руке, стоял мужик, который в упор расстреливал нас в ресторане. Стоял и смотрел прямо на меня.
– Глазам своим не верю… – прошептала моя голова, я снова ее не контролировал.
Мужик между тем разжал пальцы, и пачка полетела ему под ноги. Я еще продолжал двигаться вперед, но капитан внутри меня уже командовал в машинное отделение: «Табань! Табань! Полный назад!»