Мимо шла коротко стриженная женщина средних лет с мопсом на веревке.
– Женщина, вы меня не знаете?
Мимо прошла… Почему нельзя сказать просто – нет!
Палач встал и зашагал вслед за женщиной.
– Женщина, я прошу прощения. Я вот вас спросил, знаете ли вы меня.
Не обращая внимания на Палача, хозяйка вдруг занервничавшего мопса даже не повернула головы.
Палач поравнялся с ней.
– Я страшно, страшно извиняюсь. Но вот я спросил вас, а вы мне не ответили.
Женщина участила шаг. Мопс омерзительно загавкал.
Палач провел языком по зубам и снова поравнялся с беглянкой.
– Я сейчас вашего поганого шпица задушу.
Остановившись, женщина побледнела как полотно и жалобно заныла:
– Да что вам от меня нужно, ради всего святого?
– Я спросил, знаете ли вы меня!
– Нет, боже мой! Нет, я вас не знаю!
Палач обмяк. Не знает… Вот так ходи и спрашивай теперь… Может, кто поздоровается?
Он помнил себя в машине на какой-то улице. Потом был в гастрономе, потом почти прикончил двоих из четверых, потом бежал от милиции… потом какая-то гостиница… нужно возвратиться туда, быть может, его узнают.
А может, и не стоит возвращаться. Потому что все, кто его там помнит, это: двое из четверых, охранник в гастрономе, мясник в гастрономе, продавщица в киоске и мужик, у которого он попросил бензина, а тот не давал. Если они и вспомнят, то, скорее всего, опять будет милиция, а после – Мемориал славы.
Ближе к вечеру его прибило к автовокзалу.
– В конце концов, какая разница, где быть, если все равно неизвестно, кто ты? – бормотал он, крутя в пальцах билет до Костромы. – Товарищ!.. Вы не продадите мне эту сумку?.. И что, что ваша? Я же ее купить хочу. У меня есть деньги… Ну и что, что там ваши вещи… Вещи мне не нужны, мне сумка нужна… Куда я пошел?..
Палач спрятал билет в карман, подошел к мужику и подсел. Рядом они смотрелись как отец с сыном: огромный, как гора, папа лет сорока пяти–сорока семи и Палач-сын – чуть выше папиного плеча.
– Вы не будете на меня потом обижаться?
– Нет, дефективный, не буду.
– Пообещайте.
– Обещаю…
Гриша вынул из кармана трубку и посмотрел. До прилета жены он успевал приехать домой, побриться и размять лицо до состояния нескрываемого счастья.
– Слав, диск у тебя?
Я машинально повернулся к Антонычу.
– Какой диск?
– Ну… тот… Где ты и Гриша с девочками?..
– А что?
– Давай посмотрим?
– Ага, ага, – голова Геры появилась между сиденьями.
– Да там ничего интересного, – сказал я.
– Тебе почем знать, – возразил Гера. – Два человека – два мнения.
– Хотите на меня голенького полюбоваться?
– Да на кой ты нам нужен? – хохотнул Антоныч. – Мы на девочек полюбуемся.
Я вынул из кармана диск и вставил в DVD. После короткой паузы экран расцвел и в салоне раздалось:
«Тачстоун пикчерс» представляет…» – и бу-буммм!..
– Не понял, – сказал Гриша.
«Фильм Майкла Бея при участии Джерри Брукхеймера и «Валхалла Моушн Пикчерс»…» – и бу-буммм!..
– Что это за мама? – пробормотал Гера.
«Брюс Уиллис… Бен Аффлек… Билли Боб Торнтон в фильме…»
– Ах он козел… – прошептал я.
«Армагеддон…»
И Гриша заржал. Фыркнув, к его хохоту подключился и я.
– Где девочки, я не понял? – рявкнул Антоныч.
– Расслабься, Антоныч, – хохотнул Гриша. – В милиции тоже люди работают!
Вскоре прервалось и это веселье.
Свет фар нашей машины освещал дорогу дальним светом, и мы замолчали, когда в этой узкой полосе света среди темноты выступили, словно из-под земли, два черных внедорожника. Огромные, сияющие лаком два «Лендкрузера-200» занимали обе полосы движения и стояли на месте.
– Ну, вот и закончилась наша оттяжка… – хрипло пробормотал Антоныч. – А ведь это именно я вас в кафе пригласил, парни…
Разворачиваться и удирать было глупо. Эти два монстра догонят на три года старшего брата за полминуты. Когда до джипов оставалось метров двести, на них, как по команде, вспыхнули габариты. Была еще какая-то надежда, что это ложная тревога, что ребята просто гоняли промеж собой, выясняя, у кого движок крепче, и что сейчас один из них освободит полосу, пропустив нас, но надежда эта хрупкая рассыпалась в прах, когда стало ясно: джипы стоят, кого-то встречая.
А кого же еще, кроме нас, боже мой?
Мы остановились в двадцати метрах от них, и в салоне повисла гнетущая тишина.
Пассажирская дверь «Крузера», что стоял на нашей полосе, распахнулась.
Все правильно, сейчас выйдут двое или даже один и раздолбят в два автомата наш транспорт и нас вместе с ним…
– Смотрите, бампера нет…
Я присмотрелся и вынужден был признать: Гера прав. Один из внедорожников выглядел как в спешке сошедший с конвейера. Рядом с близнецом изъян был заметен особенно сильно. Да и стой джип один на дороге, я узнал бы его из тысячи не по внешнему виду, а наитием – это был тот самый «Крузер», что затолкнул «Ауди» в бутик. Тот самый, что пожертвовал частью себя во имя исполнения указаний Гюнтера.
И из него действительно вышел мужчина. Кто знает, быть может, тот самый, кто был за рулем во время погони. Он был без оружия. Костюм серый, расстегнутый пиджак, галстук умеренных тонов. Как хорошо рассматривать людей в свете фар! Все на виду, ничего не скроешь. Может, потому так и девочек выбирают на ночь, заводя их под фары?
Поморщившись, неизвестный показал себе на глаза «козой» и указательным пальцем ткнул в нашу сторону.
Антоныч послушно выключил свет, оставив лишь габариты. После этого незнакомец показал нам все тот же указательный палец, потом согнул его и поманил к себе.
– Просит, чтобы один из нас подошел… – мертвым голосом перевел Гера то, что в переводе не нуждалось.
Я решительно выбрался наружу и хлопнул дверцей. Подошел к мужчине так близко, что почувствовал запах его одеколона. Он, стало быть, почувствовал запах бензина.
– Ковер.
Мне показалось, что я ослышался.
– Что?..
– Принеси ковер.
Сглотнув, на ватных ногах я вернулся к своим.
– Просят ковер…
– Откуда они знают, что у нас ковер? – нахмурился Гриша. Иногда мне кажется, и это бывает чаще, чем когда кажется мне, что он остряк, что он непроходимо туп.