Гришина рубашка была разорвана в клочья, Жидков то и дело впивался в тело врага зубами, как собака, и сквозь напряжение схватки Гриша думал о том, что, если останется жив, то нужно будет обратиться к судовому врачу для инъекции от бешенства.
Перевалив Гришу через себя, Жидков победно заурчал и стальной хваткой сжал горло оказавшегося под ним противника. Рот его был распахнут, с губ капала кровавая слюна, и временный амок, поразивший его сознание, утраивал силы…
Что касается Гриши, то его силы покидали. Ему хотелось крикнуть Кире: «Вмажь же чем-нибудь ему по башке!» – но горло было перехвачено и силы иссякали…
В глазах его зачастили какие-то кадры, и он, полагая, что это те самые, последние, о которых так много говорят, пригляделся и вдруг увидел невероятное: вот он рядом с Кирой, она улыбается, он держит ее за руку… вот она поворачивается к нему и что-то говорит…
«Дурацкие кадры! – подумал Гриша, в голове которого от недостатка кислорода образовались сумерки. – Дурацкие!.. Чего это она мне улыбается?! Я с ней еще не поговорил…»
Чем старше он становился, тем чаще задумывался над тем, сколько времени судьбой ему нарезано и как он будет уходить с этой планеты. В такие минуты ему грезились то пожилая, но очень красивая женщина, сидящая с тремя его сыновьями по все стороны его кровати, то длинноногая и очень известная блондинка из Голливуда, с криком скорби бросающаяся в яму вслед за его гробом, то он, стареющий, не желающий травмировать свою семью, уходит на яхте в кругосветное плавание, чтобы почить во глубине моря…
Понимая, что это последний момент его жизни, Гриша собрал в кулак все силы, что в нем еще оставались, и перевернулся вместе с Жидковым на бок. Еще одно мгновение, и он, окрыленный успехом, вскочил на ноги.
Сил для удара у него уже не оставалось, у хозяина дома таковых было хоть отбавляй.
– Сначала тебя дрюкну, – услышал Гриша, – потом суку эту! Нет, я ее все-таки сделаю! Сделаю во что бы то ни стало! На лайнере шухер, пассажиры в панике, но у меня все равно прекрасный день заладился!..
И Гриша почувствовал сначала удар в бок, от которого его переломило пополам, а потом в спину, отчего он отлетел в угол и перевернулся. Он как мог быстро поднялся с пола и прислонился к стене.
Следующий удар ногой едва не вышиб из него сознание. Хозяин «Ганимеда» удачно угодил ему в грудь, и Гриша, скользя по стене, завалился на бок.
И тут же встал, заставляя себя поднять руку и стереть с глаз кровь.
И снова увидел перед собой оскаленное в натуге удара лицо Жидкова, но на этот раз радовать его точным попаданием отказался. Шагнув в сторону, он услышал рядом с собой удар ноги о стену и тут же, схватив хозяина дома за одежду, с ревом поволок его к противоположной стене.
Столкновение с ней оказалось столь мощным, что даже он, перед которым была подушка из трясущегося, но невероятно сильного тела Жидкова, испытал потрясение и задохнулся.
А тот, который встретил стену спиной, хрюкнул, брызнул Грише в лицо слюной и на мгновение потерял концентрацию.
– Привет морякам Северного флота от доблестных защитников Севастополя!.. – прохрипел он, всаживая ногу в живот Жидкова…
Два часа. Столько оставалось до прибытия в Стамбул. Случившийся на лайнере ажиотаж был на руку четверым друзьям. Оглушенные событиями пассажиры выходили на связь с родственниками и знакомыми, о событиях на судне знали все, и уже не нужно было беспокоиться об извещении турецкой полиции. Антоныч был уверен, что, как только «Ганимед» появится близ Стамбула, вход в гавань ему тут же будет прегражден военными или полицейскими кораблями. То есть на одном лайнере Жидков шел навстречу неприятностям, а его враги – к свободе. Слава дорого заплатил бы за то, чтобы Жидкова пленить и оставить взаперти до прибытия в пункт назначения. Но не было времени выбирать, нужно было уносить ноги. И они остановились на последнем.
Кира отдыхала в каюте Зизи и Гермеса, там же остались и Гера со Славой. Пауза была весьма кстати.
Сидя в полумраке ресторана, Антоныч с Гришей тянули из высоких стаканов пиво, слушали медленную музыку, и им не хотелось ни о чем думать. Войны больше не будет. Жидкову война сейчас невыгодна. Нужно спрятать наркотики, другую контрабанду, в существовании которой никто не сомневался, скрыть каким-то образом следы военных действий на корабле. В общем, хорошенько подготовить судно к осмотру. Война будет потом, в Москве. В ресторане, кроме них, находилось еще семь или восемь человек. Две молодые пары, не нашедшие лучшего развлечения, кроме как сидеть в искусственных сумерках и пить «Хайнекен». Впрочем, как справедливо решил Антоныч, каждый отдыхает так, как того достоин.
– Я до комнаты, что напротив дамской, и обратно, – сообщил другу Гриша и поднялся из-за стола.
Антоныч проводил его взглядом до самых дверей тыльного служебного помещения. Расположение комнат и он, и Гриша знали хорошо. Примелькалось. Застенчивую Милен Фармер сменил в динамиках Маршал со своим «Особым режимом». Если раньше был слышен перезвон пивных стаканов, то теперь не было слышно ничего. В каждом уголке уютного бара был Маршал.
Антоныч почувствовал, что происходит что-то нехорошее, когда миновали семь минут отсутствия Гриши. Откинув в сторону стул, он решительным шагом прошел мимо стойки бара, туда, где красовалась резная дверь из темного дерева. Дверь, в которую пять минут назад зашел Гриша.
Первое, что он увидел, были капли крови на белом, до блеска натертом мраморном полу. Подняв глаза, Антоныч разглядел сквозь черный мрамор стены большое темное пятно. Это тоже была кровь.
Он бросился в туалет. Распахивая одну за другой кабинки, он убедился в том, что Гриши нет. Значит, его либо увели, либо – унесли.
Антоныч побежал к черному входу. В данном случае – черному выходу.
Пинком распахнув дверь, он увидел на крыльце курящего бармена.
– Сейчас мужика вывели! – прокричал Антоныч ему в лицо. – Куда его повели?!
Тот стоял и пренебрежительно смотрел на странного пассажира. Становилось понятно, с чьей подачи из этого бара свободно выводят избитых людей.
Антоныч почувствовал ярость. Поняв, что из-за этого молодого, коротко стриженного ублюдка он теряет друга, он без размаха, мощным хуком сбросил бармена с лестницы. Тот, едва успевая перебирать ногами, зацепился за ступеньку и рухнул на пол перед импровизированным крыльцом. Еще даже не придя в себя, он уже потащил откуда-то из-за ремня «плевалку» – какое-то неподдающееся идентификации спецсредство, предназначенное для защиты от инвалидов детства. Такие устройства плюются газовой соплей на пять метров или стреляют травматическим зарядом.
Антоныч, уже не владея собой, с левой пробил бармену в печень, а с правой – в челюсть. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы стриженый прекратил потуги застрелить пассажира газовым плевком.
– Последний раз спрашиваю – куда?!