Исака наклонился и постарался заглянуть в лицо Сатору:
— Тётя Хисаэ ведь сказала тебе? На свете много дрянных людей. Те, которые заводят пса, а потом не хотят за него отвечать и выбрасывают, — дрянь, а не люди. — Он легонько подтолкнул мальчика в спину. — Надо руки помыть. А потом я тебе ванну приготовлю, ладно? Ты сегодня устал.
Сатору нехотя повернулся и вышел из кухни. Мужчины, не сговариваясь, вздохнули.
— Я тоже не могу ходить в такие места, как эта санитарная станция, — признался полушёпотом Исака. — Извините нас, пожалуйста…
— Да я не об этом, ведь там действительно очень много собак. Так тяжело смотреть на это…
Исака уже направился к кухонной раковине, как вдруг остановился:
— Чуть не забыл!
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака фирменный конверт фотоателье:
— Мы уже стояли в дверях, а тут — звонок. Мол, готово увеличение фотоснимка. Нам же надо было на санитарную станцию, а это ателье как раз по дороге, вот я и забрал снимки. Вам, думаю, тяжело специально за ними идти…
Да ведь Хомма совсем забыл! Забыл про тот поляроидный снимок. Не надеясь на то, что фото сможет стать важной уликой, он просто выкинул его из головы.
— Выручили так выручили, ведь я было запамятовал.
Пока Хомма открывал конверт и доставал снимки, Исака рассказывал:
— В ателье предупредили, что оригинальный снимок не в фокусе, поэтому при увеличении, наоборот, становится видно ещё хуже, они сделали максимально возможное увеличение.
В руках Хоммы был снимок размером приблизительно в две трети стандартного формата В5. Увеличен был дом коричнево-шоколадного цвета.
Увеличение снимка ничего не изменило. Как и сказали в ателье, изображение стало ещё менее резким. На фото был только дом, две женщины перед ним и тусклое пятно света от прожектора.
И тут Хомма кое-что заметил. Может быть, показалось? Он полез в стол и достал лупу — Сатору получил её в подарок от какой-то фирмы во время рекламной кампании. Разглядывая снимок через лупу, Хомма убедился, что ошибки нет. Но разве такое возможно?
— Что там? — поинтересовался Исака.
— Вы бейсбол смотрите, Исака-сан?
— Смотрю, как же.
— На стадионе?
— И на стадион хожу. В Токио и окрестностях почти на всех больших стадионах бывал.
Услышав это, Хомма оживился:
— А приходилось ли вам встречать такой стадион, чтобы освещение на нём было направлено «наоборот», то есть чтобы прожектора светили не на бейсбольное поле, а вовне?
— Это как же? — От удивления Исака часто-часто заморгал, потом достал очки и, водрузив их на нос, принялся разглядывать фотографию.
Хомма пальцем указал на прожектора:
— Вот видите? Это ведь освещение стадиона?
— Вообще-то, похоже.
— Значит, дом стоит совсем рядом с бейсбольным полем, так ведь?
— Так получается…
— Теперь смотрите внимательно. Вы заметили? — Хомма указал пальцем на прожектора. Они получились на фотографии всего лишь маленькими блёклыми пятнышками в верхнем левом углу. — Я впервые обратил на это внимание после увеличения снимка. Ведь эти прожектора освещают дом, не так ли? Это значит, что они не могут быть повёрнуты на поле. Ведь дом не может стоять на бейсбольной площадке!
Это была чистая правда. Прожектора освещали дом шоколадно-коричневого цвета.
Исака уткнулся носом в фотографию, чтобы разглядеть получше.
— А ведь верно! Так и есть.
— Вы слыхали про такое бейсбольное поле?
Не сводя глаз с фотографии, Исака отрицательно покрутил головой. Потом медленно произнёс:
— Хомма-сан, ведь бейсбол — это…
— Вы уж извините, я бейсболом не интересуюсь, а что?
— Вот именно, не интересуетесь, — кивнул Исака, — потому что если бы вы видели настоящие прожектора на бейсбольном поле, то вам ясно было бы, что это за работка — повернуть их в другую сторону.
— Да? Неужели до такой степени…
— Освещают всегда именно поле, а иначе и смысла нет. Уж если бы их повернули…
— А я-то думал, они крутятся… — озадаченно признался Хомма.
Исака рассмеялся:
— Если бы такие чудесные прожектора где-то появились, об этом сразу же сообщили бы в новостях. В парке Мэйдзи-дзингу так темно идти после матча, что зрители бы только приветствовали, если бы прожектора повернули и посветили им под ноги.
Хомма положил фотографию на стол и стоял, почёсывая затылок. Ведь загадочное изображение на снимке отражало нечто реально существующее, уж в этом сомневаться не приходилось.
— Надо же, отвёрнутые прожектора… — Исака всё ещё пытался это как-то осмыслить.
Когда Хомма позвонил в бар, чтобы уточнить адрес, женский голос на другом конце провода проинструктировал его, какими переулками следует идти от «площади с паровозом» перед станцией «Синбаси». Там выставлен самый настоящий паровоз марки С11, и площадь перед выходом к парку Хибия стала популярным местом встреч, хотя, конечно, этому паровозу далеко до памятника собаке Хатико в Сибуя.
Бар «Лахаина» по-прежнему существует. За десять лет в нём ни разу не сменился ни владелец, ни «мама» — распорядительница бара, которая привечает гостей. Это не без гордости сообщил Хомме по телефону женский голос. Он тогда сразу подумал: «Повезло!» Подобные заведения, как правило, недолговечны, и он отлично сознавал, что, хотя прошло всего лишь два года, вполне могло поменяться и название бара, и персонал.
Похоже, что адвокат Мидзогути замолвил за Хомму словечко. Администратор его конторы Саваки (это она разговаривала по телефону с Хоммой) на все расспросы про Сёко Сэкинэ отвечала вполне дружелюбно. Когда Хомма записал по порядку всё, что от неё услышал, картина получилась следующая:
Март 1983 года
Приезд в Токио, поступление на работу в «Торговую корпорацию Касаи».
1984 год
Приблизительно с лета начинают расти долги кредитным организациям, Сёко переезжает из общежития для сотрудников фирмы «Касаи» в апартаменты «Касл Кинситё».
Апрель 1985 года
Сёко начинает, помимо службы в фирме, подрабатывать в баре «Голд» в Синдзюку.
Весна 1986 года
Чрезмерные нагрузки переутомили Сёко, с осложнением после простуды она попадает на десять дней в больницу, долги растут.
Январь 1987 года
Кредиторы требуют возврата долгов, Сёко уходит из фирмы «Касаи».