Словно в насмешку, сейчас почти не случается банкротств из-за жилищных займов, слишком уж выросли цены на землю.
— Земля чересчур дорогая. Как ни бейся, а собственный дом теперь не построишь. Поэтому даже те люди, которые мечтают о доме, с займами не связываются. Теперь подавляющее количество банкротств из-за недвижимости случается с теми, кто купил жильё в кредит, надеясь заработать. Люди покупали однокомнатные квартиры, чтобы в будущем выгодно их перепродать, при этом залезали в огромные долги. А через некоторое время «мыльный пузырь» нашей экономики лопнул, и цена на квартиры упала. Если продавать квартиру теперь, то вернёшь лишь часть своих затрат. А ведь займы-то всегда с процентами, надо их выплатить. Никто не ожидал, что выйдет такая беда! Ясное дело, среди пострадавших много молодых — от двадцати до сорока лет. Но есть и другая категория, люди старшего возраста, которые так вложили свою пенсию или выходное пособие. А ещё многие выбросили деньги на акции… — Немного помолчав, Саваки продолжала: — Я-то лично уверена, что в восьмидесятых годах у людей появилось слишком много потребностей: «Хочу хороший дом, хочу быть богаче других, хочу жить красиво…»
В этом ведь было много показного. И, как мне кажется, расплодившиеся кредитные компании тоже к этому подталкивали. По-моему, сейчас можно говорить о полном банкротстве информационной сферы.
— Банкротство информационной сферы?
— Вот именно. «Делай так-то — и наживёшь много денег. Давай покупай акции! Нет, лучше купи квартиру! Или — ещё лучше — стань членом гольф-клуба!» — так людям говорили. А молодым, которые только и стремятся к развлечениям, говорили иначе: «В такой-то стране очень интересно, такое-то путешествие сейчас в моде». И про жильё информировали: шикарным считается жить в таком-то и таком-то квартале, а квартиру следует покупать только в таком-то и таком-то доме, никак не иначе. Носить надо это и то, машину иметь такую-то… Это ведь всё сфера информации, правда? В погоне за всем, что им предлагают, люди увлекаются и теряют чувство меры. Ну а кредитные компании тут как тут, и, хоть для них ещё не разработаны как следует законы и правила, они уже готовы ссудить вас деньгами, — правда, заботятся они при этом только о собственной выгоде.
Вот я вам сейчас кое-что расскажу… Вы знаете, что банки теперь создают специальные кредитные фонды, которые работают совершенно так же, как обычные ссудные кассы, то есть дают кредит без всякой гарантии возврата. Так вот, вся нелепость ситуации в том, что закон о ссудных кассах не действует, если учредителем является банк!
Даже когда Хомма говорил с этой женщиной по телефону, в трубке слышались голоса посетителей и телефонные звонки. В таких местах, как эта адвокатская контора, пытаются у последней черты предотвратить падение поезда в пропасть, хоть он уже и проскочил на своём пути все роковые стрелки. Здесь люди без отдыха и сна трудятся, чтобы погасить языки разгорающегося пламени.
— Когда вы, Хомма-сан, заходили к нам в прошлый раз, разговор зашёл о супруге императора Итидзё, помните? Я после этого решила перечитать «Повесть о принце Гэндзи». — Саваки закончила разговор на этой бодрой ноте.
Хомма тогда удивился: «Как это у неё, при такой-то работе, хватает времени ещё и читать?»
Стало быть, банкротство информационной сферы… Верно сказано, но далеко не всё можно этим объяснить.
Почему люди тянутся за тем, что им показывают? Что они видят в рекламе? Не это ли «что-то» станет «стрелкой», после которой ещё один поезд изменит направление движения — не зря у девчонки из ресторана была на лице такая недовольная мина… Не это ли «что-то» опутывает долгами молодых, прежде всего таких, как Сёко Сэкинэ, — «серьёзных, но несмелых»?
Должно быть, когда девушка переехала из общежития для сотрудников фирмы «Касаи» в апартаменты «Касл», она приобрела и мебель, и электроприборы. Ей наверняка хотелось иметь всё, что нужно в домашнем быту.
«Что-то», что заставило Сёко переехать из общежития, позже столкнуло её в долговой ад. Так что же это всё-таки? Ведь не одно только примитивное стремление к красивой жизни и не только неумение трезво оценить свои финансовые возможности.
Ну а та, что украла имя Сёко Сэкинэ, знала про загадочное «что-то»? Что именно в Сёко Сэкинэ привлекло её?
Сегодня утром все мысли Хоммы опять вертелись только вокруг этого, и, хотя перед ним лежала раскрытая газета, он ничего не смог прочесть. Больше того, уголок газеты угодил в чашку с кофе. Он хлопнул себя ладонью по лбу — нельзя же так! «У тебя голова болит?» — тут же спросил его сын. Сатору помнил, оказывается, что Тидзуко, которую мучили мигрени, иногда вот так похлопывала себя по вискам.
И это ещё не всё. Некоторые маленькие привычки Тидзуко тоже продолжали жить в их сыне. В такие, как теперь, холодные месяцы года Тидзуко переодевалась в пижаму, разом освобождаясь от всех слоёв одежды: белья, блузки, свитеров. На следующее утро она показывала чудеса мастерства, снова натягивая на себя всё разом. Ей так безупречно удавался этот фокус, что нельзя было не поразиться, но смотреть на это Хомме не нравилось. Прежде всего, он считал, что это способ для ленивых. Он даже не раз делал жене замечание, но она и не думала исправляться, только смеялась: «Да ведь холодно же! Ты бы сам попробовал разок — так гораздо теплее».
Но у Хоммы так не выходило: у какого-нибудь слоя — либо фуфайки, либо рубашки — непременно «убегал» рукав. Даже если и удавалось успешно всё натянуть, было как-то неудобно, и дело кончалось тем, что он всё снимал и надевал заново.
«Да просто ты не гибкий!» — от этих слов Тидзуко в памяти остался неприятный осадок. Назвать это обидой было бы преувеличением, но всё-таки зря она так говорила. Ему и раньше так казалось, и теперь.
Ну а прошлой осенью — да, кажется, именно тогда — Хомма заметил, что и Сатору делает точно так же, как когда-то Тидзуко. Вот это был сюрприз! Пока мать была жива, мальчик старательно снимал и надевал каждую одёжку одну за другой — сказывалось, наверное, что Хомма вечно ворчал по этому поводу. Но после нескольких лет без Тидзуко сын вдруг стал поступать в точности как она. Сам-то Сатору этого, конечно, не осознавал. Когда Хомма ему рассказал, он даже глаза вытаращил от удивления.
Мёртвые оставляют следы — в тех, кто продолжает жить. Не может человек прожить жизнь и не оставить после себя «улик». Точно так же сброшенная одежда хранит тепло живого тела, а между зубьями расчёски остаются волосы… Обязательно где-нибудь что-нибудь останется.
Должна же была Сёко Сэкинэ оставить что-нибудь после себя! И вот поэтому он направляется сейчас в город Уцуномия, отдавшись скорости поезда-экспресса северо-восточной ветки, — наверное, и Сёко так ездила. А ещё сидела в этом поезде и смотрела на мелькающие за окном пригороды та самая женщина, которая взяла себе имя Сёко. Ведь для того, чтобы превратиться в Сёко, она наверняка захотела съездить на её родину — запастись информацией.
Да, и вот ещё…
«Сёко-тян рассказывала, что, когда её мать упала с лестницы, первой обнаружила это какая-то молодая женщина, она и вызвала «скорую помощь»».