Но как она могла узнать?
— Чем здесь сидеть и рассуждать, не лучше ли сходить в «Тагава», так мы скорее всё выясним, — заметил Тамоцу.
— А вы меня проводите?
— Конечно.
— И я тоже пойду! — заявила Икуми.
— Ты замёрзнешь.
— Да ну, я тепло одета! — И женщина выпятила подбородок.
И эти её слова, похоже, послужили паролем — Хомме, впрочем, недоступным. Тамоцу приосанился и поставил стакан:
— Хомма-сан, я хочу быть вашим помощником.
— Что?
— Хочу вам помогать — в поисках Сии-тян. Позвольте мне, пожалуйста. Я вас очень прошу!
В данном случае важнее, чего хочет его беременная жена. Хомма посмотрел на Икуми. Она с непреклонным видом поджала губки и кивнула:
— Да, позвольте ему, пожалуйста.
— А как же работа в мастерской?
— Возьму выходные. Уж это в моей власти.
— Но всё-таки…
— Нет проблем. Так решено? Вот и Икуми согласна. — Выпалив это, Тамоцу вскочил, готовый сорваться с места. Замёрз я, сейчас только в туалет сбегаю…
— Можно обо всём и не докладывать. — Смеясь, Икуми легонько шлёпнула прошмыгнувшего мимо мужа.
Когда они остались с Хоммой наедине, женщина аккуратно уселась на пятки, а потом вдруг ни с того ни с сего улыбнулась и заявила:
— Тамоцу-тян очень хороший!
— Ну да, — кивнул Хомма. — Простите, что втянул его во что-то подозрительное. То, что он сейчас сказал…
— Правильно сказал. — Она качала головой в такт словам, чтобы получилось убедительнее.
— Неправильно.
Икуми принялась сосредоточенно складывать лежавший на коленях носовой платок:
— Как-никак помогать следователю из Токио…
— Следователю в отставке, заметьте.
— Да, я знаю. Может, Тамоцу вам показался… Но он совсем не так прост! После того как вы приходили в мастерскую, он сразу позвонил тому полицейскому, Сакаи-сан, и попросил выяснить, служит ли в Центральном управлении токийской полиции некий Хомма.
— Да ну?
— Так что если он хочет помочь, то он всерьёз это говорит. Вести розыск вместе с господином Хоммой — это ведь… Здорово же!
— И вы действительно не против? Придётся брать отпуск в мастерской, а иной раз, может быть, и ночевать дома не удастся…
— Я правду говорю. Вы можете на него положиться.
Сделав глубокий вдох, Хомма отрезал:
— Не могу.
Икуми вскинула на него взгляд:
— Почему?
— Потому что не думаю, что вы действительно этого хотите. Потому что не хочу, чтобы между вами и вашим мужем пробежала тень. Я буду держать его в курсе, поэтому уговорите его, пусть сидит дома.
— Нет, так нельзя. Пожалуйста, доверьте ему дело.
— А вам разве не будет досадно?
— Ещё как досадно! — Голос Икуми зазвенел от волнения.
Хомма молча взглянул на неё и заметил, как дрожат круглые щёчки.
— Мне тяжело, но гораздо тяжелее смотреть, как он сидит дома и мучается, переживает из-за Сёко-сан!
— Ну, это вы преувеличиваете. Ничего такого нет.
— Почему вы так уверены? Ведь вы, господин следователь, совсем не знаете Тамоцу.
Она даже смутила его своим напором.
— Но ведь, как бы ни были дороги друзья детства, сейчас для Тамоцу важнее вы с Таро. Уж это-то я вижу.
— Верно, важнее. Он очень заботливый. Но ведь это совсем другое! В смысле — по-другому…
— Что — по-другому?
Голос Икуми стал совсем тихим.
— Хомма-сан, у вас есть друзья с самого детства?
— Есть, но теперь мы не так уж и близки.
— Тогда вы не поймёте.
— Но ведь и Тамоцу с Сёко, когда выросли, не были такими уж друзьями?
— И всё-таки они друг друга помнили. Тамоцу-тян всё время о ней беспокоился, о Сёко-сан. Она в Токио уехала, связалась со ссудными кассами, наделала долгов, пошла в бар работать, а он переживал из-за такой женщины. Потому что любил.
— Постойте-ка, вы сказали «любил», но это совершенно иное чувство, чем он испытывает к вам, ведь так?
— Иное, да. Потому я и говорю: пусть. Пусть для неё Тамоттян готов на всё, я согласна. Но это сейчас. Если на этом всему будет положен конец. А чтобы это тянулось я дальше — не хочу.
Икуми опустила голову. На тыльную сторону лежащей на коленях ладони упала слеза.
— Ну-ну, вам сейчас вредно волноваться!
Хомма попытался произнести это легко, но его собеседница даже не улыбнулась, она вовсе не собиралась менять тему разговора. Брови её всё ещё были насуплены.
— Меня Тамоттян зовёт просто: «Икуми», а Сёко для него — Сии-тян, — прошептала она скороговоркой. — Он всё время о ней думает, всегда её будет любить. Ведь у них общее детство и общие воспоминания. А мне и возразить нечего…
Глядя на Икуми, Хомма вспомнил вдруг лицо Икари, вспомнил его голос, когда он обращается к фотографии Тидзуко перед их домашним алтарём: «Тии-тян!»
— Ну, если бы он так любил её, он бы женился на ней, верно?
Икуми усмехнулась:
— Похоже, что Сёко-сан не прельщал такой жених, как Тамоцу. Но даже если это и не так, они были слишком близкие люди, чтобы пожениться.
«Слишком близкие, чтобы пожениться», — нечто похожее он тоже уже слышал от Икари.
— Детская дружба — это ведь совсем не то, что любовь или брак, я точно знаю. И к тому же…
— Что?
Икуми по-ребячески, ладошкой размазала слёзы по лицу:
— Он ведь очень виноват перед Сёко, и теперь его мучает совесть. Ведь он же заподозрил, что она сама убила мать. Понимаете? Вот поэтому…
— Чтобы изжить стыд?
— Да. Конечно, «изжить стыд» — это чересчур красиво сказано… Просто он делом хочет показать, что чувствует свою вину.
В голове у Хоммы слова Икуми и честное лицо Тамоцу слились в цельный образ.
— К тому же это ведь из-за того, что тётя Тосико Сэкинэ погибла такой смертью, мы с Тамоцу повстречались Это и послужило поводом для того, чтобы мы стали мужем и женой. Вы же понимаете, как для нас это важно. Поэтому дайте Тамоцу шанс, пусть наконец почувствует, что его совесть чиста…. А отпуск он может себе позволить: мы ведь и в свадебное путешествие не ездили, потому что, когда поженились, я была уже с пузом, на шестом месяце. — Наморщив носик, Икуми расхохоталась. — Вот и сегодня вечером он вернулся в шесть часов, а потом три часа со мной препирался обо всём этом. То, что он хочет вам помогать, он решил сразу после вашего ухода из мастерской, это точно. Он добрый и очень старательный. Я прошу вас, позвольте ему снять с души камень.