Ночевать он остался у Стаса, в его трехкомнатной квартире. Тамара, его жена, постелила гостям в разных комнатах, но в конце концов Лиля оказалась в постели Панфилова. Ночь удалась…
Домой он вернулся только к вечеру следующего дня. Жена ни о чем не спрашивала. Молча протянула ему бумажный прямоугольник. Это была повестка из Зареченского РОВД. Завтра в течение рабочего дня он должен был явиться в двадцать шестой кабинет к майору Иванову… Похмелье как рукой сняло – Глеб Васильевич моментально протрезвел. Какой-то майор Иванов из Зареченского РОВД предстал перед ним в образе карающего меча правосудия. Панфилов знал, что есть за ним грехи, за которые можно рубить его повинную голову…
Он мог бы проигнорировать повестку. У него есть знакомые среди высокого начальства из ГУВД, в прокуратуре работают прикормленные люди. Но не хотелось поднимать шум. Излишняя суетливость – признак того, что с тобой не все чисто…
В РОВД Глеб Васильевич прибыл в начале шестого, под самый занавес рабочего дня. В здание он входил с видом законопослушного и уверенного в себе гражданина. Норковая шапка, фирменная дубленка, в руке портфель из натуральной кожи да с золотыми застежками, запах дорогого парфюма. Майор из дежурной части объяснил ему, как пройти в двадцать шестой кабинет, и проводил его уважительным взглядом.
Дверь в двадцать шестой кабинет была закрыта. Но откуда-то из недр полутемного коридора вынырнул молодой человек с кожаной сбруей поверх толстого вязаного свитера. Под мышкой у него болталась кобура с пистолетом.
– Вы к майору Иванову? – спросил он.
Парню лет двадцать пять, может, чуть больше. Вроде бы молодой. Но его глаза, казалось, принадлежали человеку, много пережившему на своем веку. Взгляд сильный, цепкий и пронзительный. Глеб Васильевич почувствовал, как тает его уверенность.
– Да, к майору Иванову… Вот! – он протянул свою повестку.
– А, Глеб Васильевич, знаем, знаем…
Парень так посмотрел на Панфилова, что того бросило в жар.
– Иван Алексеевич в ГУВД на совещании. Но я в курсе вашего дела, так что прошу в мой кабинет.
– А вы, простите, кто будете?
– Лейтенант милиции Комиссаров, оперуполномоченный уголовного розыска…
Всего лишь лейтенант, а деловитости на целого полковника хватит. Парнишка держался уверенно. И смотрелся внушительно. Чуть выше среднего роста, мощные плечи при узких бедрах, сильные, широкие в предплечьях руки. Волевое лицо, жесткий взгляд.
Тон густого, с легкой хрипотцой голоса не предвещал легкого разговора. Мрачная обстановка обшарпанного и к тому же плохо освещенного кабинета навевала тоску… Глеб Васильевич уже жалел о том, что не порвал вчера повестку.
– Допрашивать я вас не буду, – усаживаясь за стол, сказал Комиссаров. – Так, всего лишь несколько вопросов, и вы свободны… Если, конечно, я получу исчерпывающие ответы…
Он замолчал, но его красноречивый взгляд накручивал на подсознание продолжение его мысли. Глеб Васильевич мог задержаться в этом здании на неопределенное время, если опер не получит убедительных ответов на свои вопросы… Душу холодило плохое предчувствие. Глеб Васильевич ощутил дрожь в пальцах. А лейтенант смотрел на него и, казалось, читал его мысли. Неужели он видит его насквозь?..
– К нам поступило заявление от гражданки Оскольцевой, э-э, Анфисы Тимофеевны… Вам это имя о чем-нибудь говорит?
– Имя нет… А фамилия да… Я знал Элеонору Оскольцеву… Ну мы с ней были друзьями…
– Почему были? – Острый и липкий взгляд опера снова вцепился в душу.
Глеб Васильевич уже проклинал себя за то, что пошел на поводу у лейтенанта. Не надо было ему идти в этот кабинет. Ведь он-то нарочно пришел вечером, так как знал, что не застанет майора Иванова. Но этот шустрый лейтенант оказался похлеще своего начальника.
– А-а, ну мы… Мы поссорились с Эллочкой, – выдавил из себя Панфилов.
– Когда вы с ней поссорились?
– Ну давно уже.
– Когда давно?
– Я точно не помню, месяца два назад… Она мне изменила, и мы с ней расстались…
– Так, понятно… Элеонора Оскольцева снимала квартиру на улице Луначарского, так?
– Ну, в общем, да…
– Вы навещали свою, э-э, подругу…
– Да, иногда… Но после того, как она мне изменила, мы с ней больше не встречались…
– А изменила она вам два месяца назад.
– Да.
– С кем?
– Ну я не думаю, что это важно…
– Да, пожалуй… Итак, последний раз вы были в гостях у гражданки Оскольцевой три недели назад… Я разговаривал с ее соседкой, Валерией Петровной… Так вот она говорит, что видела, как вы заходили к Элеоноре. И слышала, чем вы там с ней занимались… Стенки в доме тонкие, все слышно, а ваша подруга, наверное, шумно себя ведет… ну вы меня понимаете, во время чего…
– Да-да, есть такое, – натужно улыбнулся Панфилов.
Была у Эллочки такая особенность – в экстазе стонала так, что уши закладывало… А сучка-соседка все слышала… Но ведь Уголовный кодекс не запрещает заниматься сексом с совершеннолетней женщиной…
– Итак, в последний раз вы навещали Оскольцеву примерно три недели назад, – уточнил лейтенант.
– Да, – кивнул Глеб Васильевич.
– Но вы только что утверждали, что расстались с ней два месяца назад…
Панфилов понял, что Комиссаров поймал его на словах, как последнего идиота…
– Э-э, так и было… Просто я приезжал к ней после того… Ну, думал, что мы можем помириться…
Глеб Васильевич нес какую-то оправдательную чушь, а опер смотрел на него и мысленно насмехался над ним. «Давай-давай, лепи горбатого, все равно знаю, что ты врешь…» Да, этот черт с пистолетом видел его насквозь, читал его мысли. Панфилов чувствовал, как почва уходит из-под ног. А ведь разговор только начался.
– А вы знаете, что гражданка Оскольцева пропала? – спросил мент.
– Пропала?! – Глеб Васильевич чувствовал, что не очень убедительно разыграл удивление. – Как это пропала?! Когда?!
– Две недели назад… Ее мама, Анфиса Тимофеевна, обеспокоена ее долгим отсутствием, вот в милицию заявила… Мы установили, что вы были знакомы с Элеонорой, поэтому и пригласили вас на беседу… Вот смотрю на вас и не понимаю, чего это вы так волнуетесь?
– Я?! Волнуюсь?!. Нет, я совершенно спокоен…
– Значит, мне показалось… – свысока усмехнулся лейтенант. – Э-э, так вот, я бы хотел узнать у вас, куда могла деться Элеонора?
– Ну-у… Может, с ним куда-то уехала…
– С кем с ним?
– Ну с этим… Андрей его зовут… Он это, из Омска… Да, из Омска, в институте там учится…
Умом Панфилов понимал, что не должен был врать, выдумывать несуществующего разлучника. Но его несло по наклонной, и он никак не мог остановиться.