– Ну, не я конкретно…
– Но тем не менее… И все равно не понимаю, зачем ты это сделал.
– А потому что понял, что не видать мне денег.
– Не ври. Карцев с тобой конкретный разговор вел. Паспортные данные у тебя просил, его бы жена счет на тебя открыла, деньги бы перевела… Он мог бы со своим другом договориться, тот бы ему занял девятьсот тысяч, Карцевы бы со временем расплатились… Нет, Федя, знал ты, что мог бы тебе Карцев деньги вернуть. Знал. А зачем опустил, непонятно…
– Фуфлыжник он. А фуфлыжников опускают.
– Глупо. Очень глупо так рассуждать. А ты человек не глупый. И деньги большие на кону стояли, особенно если два раза по девятьсот тысяч взять. А ты взял… и все испортил. Не станет тебе Карцев деньги отдавать, не станет… Ты обещал жену его по кругу пустить. Жену арестанта – по кругу… Не поймет тебя братва, если ты на такое пойдешь. Не поймет. Потому что беспредел это, Федя. А ты не беспредельщик, чтобы лохматые сейфы ломать… Хотя нет, беспредельщик: Карцева по беспределу опустил…
– Да какой беспредел, начальник! По понятиям его опустили! И братва меня не осудит!.. А то, что с женой его… Так в реальности с ней ничего не будет… Пугал я Гошу, пугал…
– А опустил в реальности.
– И по понятиям.
– Но не понятно, зачем… Я же справки о тебе наводил, Федя. Ты здесь и перед третьей своей ходкой за камерой смотрел. И на зоне в основных был. Нигде ты никого не опускал. Грозился – да, запугивал, чтобы карточный долг вернуть… Не жаловал ты это дело, не жаловал…
– Так всегда ж отдавали, – попался на удочку рецидивист.
Сизов знал только о том, как Скачок держал себя в следственном изоляторе, о его поведении на зоне сведений пока не имел. Но уголовник сам подтвердил его предположение.
– И Карцев бы отдал… Ты долго, Федя, можешь ждать. Долго. А тут раз – и сразу в дамки, на чужом коне… Не понятно…
– Так все равно же отдаст, – в мучительном для себя раздумии буркнул Михалев.
– Что ты заладил, отдаст, отдаст… Не отдаст он тебе ничего. В кукарешнике он.
– Я его и там достану! – непродуманно заявил Скачок.
– Отлично! – злорадно усмехнулся Сизов. – Я тебе эту возможность предоставлю! В петушатник тебя и отправлю. К Карцеву. Долг с него выбьешь… Если получится…
– Эй, начальник, ты чего?
Михалев разволновался до икоты. Глаза выпучены, на щеках мертвенная бледность, руки трясутся. Не трудно было догадаться о причине столь сильного эмоционального всплеска. Уважающему себя уголовнику легче на электрический стул сесть, чем попасть в спецкамеру с опущенными. Даже если он ни к чему там не прикоснется, один факт пребывания в петушатнике осквернит его арестантскую честь и достоинство. Побывал в петушиной камере, значит, зашкварился, значит, нет тебе места среди нормальных зэков, есть место только у параши…
– Погоди, ты же сам сказал, что тебе надо достать Карцева, – насмешливо сказал Сизов. – Вот я и отправляю тебе в кукарешник, иду, так сказать, навстречу интересам подследственных…
– Слышь, начальник, не дури! Ты же знаешь, что нельзя мне туда!
– А Карцеву можно? Он что, не человек?
– Накладка, начальник, вышла… Давай поговорим, разберемся. Нельзя так…
– А как можно?
– Ну, как было… В камеру меня верни, в мою камеру… Порядок там будет, отвечаю.
– Порядок, говоришь? Был у тебя порядок. Пока Карцев не появился… А ты его в оборот взял. Раз на деньги развел, второй… Дача у него сгорела…
– Какая дача?
– Дом кирпичный. За городом. Карцев продавать ее собирался, а кто-то сжег его дом.
– Я-то здесь причем?
– Вот и я не знаю причем ты… Узнать хочу, может, твои дружки постарались?
– Зачем им это? Им деньги нужны были, а не дача…
– А кто дачу сжег?
– Гадом буду, если знаю!
– Как бы тебе им не стать…. Знаешь ты все, Федя, но молчишь… А гада мы тебе устроим.
Сизов нажал на кнопку вызова конвойного. Тот появился незамедлительно.
– Михалева в триста тринадцатую!
– Не пойду!
Скачок крепко схватился двумя руками за трубу системы парового отопления. Конвойный снял с пояса дубинку, но Сизов остановил его и показал на дверь.
– Что такое, Михалев?
– Скажу тебе все, начальник! – со страдальческой гримасой воскликнул Скачок. – Все как на духу скажу! Только не надо в кукарешник…
– Ну говори, если есть, что сказать…
Рецидивист отцепился от трубы, дрожащими руками вытащил сигарету из пачки, нервно закурил.
– Сам я это все придумал. Не понравился мне Карцев, ну, и развел его по полной программе. А как он мог мне понравиться, если он с Южной Доли, а я из Алексеевки. Южная Доля с Алексеевкой по жизни на ножах…
Михалев старался говорить убедительно, и голос его звучал внушительно, но Сизов ему не верил.
– Ты думаешь, я с Луны свалился? – усмехнулся он. – Я в Рубеже родился, в Рубеже вырос. И что такое Южная Доля – знаю, и что такое Алексеевка, тоже в курсе. И нет там сейчас никакой войны. А если и была, то когда-то, и то пацаны сопливые друг на друга ходили…
– Ну так и я был когда-то пацаном сопливым…
– Ты им и остался. А из меня сопляка делать не надо… А если ты на ножах с Южной Долей, то тебе в триста тринадцатую в самый раз, дальше там с Карцевым разбирайся…
Сизов снова нажал на кнопку вызова конвойного, и опять Скачок двумя руками схватился за трубу.
– Ладно, начальник, уговорил… Короче, заказ на Карцева был…
– От кого?
– Не знаю… Мужик ко мне какой-то подошел. Цивильный такой… Сказал, что разговор деловой есть. Ну, я говорю, тему назови, а он сначала стол в кабаке накрыл, ну чтобы все по-людски. А я-то знаю, что пух такой стелют чисто для того, чтобы на гвоздях потом спать… Так и вышло. В тюрьму, говорит, сесть надо. Чтобы до человека одного добраться… Сначала согласие с меня взял, а потом и заказ сделал…
– Не из простого же ты любопытства согласие дал?
– Я ж не лох, в натуре. Денег он мне предложил. Сто пятьдесят косарей. И еще сказал, что терпилу еще и на жирные бабки развести можно… Так и оказалось, Карцев, как лох, на замануху повелся…
– А ты на срок, Федя, повелся. Реальная статья тебе светит.
– Да что там за статья! За двести рублей много не дадут. Без телесных же обошлось… Ну пару лет дадут, так у меня кореш в зоне, в большом авторитете… – Скачок запнулся.
– Чего замолчал? – криво усмехнулся Сизов.
– Да чего там продолжать, начальник. На одной ноге такой срок отстою…